событий. Мне кажется, именно в этом направлении работают сейчас писатели, пишущие на военную тему. В романе «Танки идут ромбом» я как раз и пытался найти такую точку и как можно шире раздвинуть перед читателем объемное представление о войне, создать впечатление одновременности происходивших самых разных событий на разных участках и даже на разных континентах земли в один день, в одно и то же время.

Но одна сторона — описание событий, стратегических и тактических передвижений армий и корпусов, другая — человек на войне. Это должно быть главным. Русская литература, кстати, имеет замечательные образцы такой военной прозы. «Севастопольские рассказы» Льва Толстого, на мой взгляд, до сих пор остаются непревзойденными.

Сейчас много говорят о философском осмыслении войны, как о чем-то новом; но только философское осмысление и может приблизить роман или повесть на эту уже историческую тему к сегодняшнему дню, к нашей действительности и многое объяснить в ней. Всякое событие, впрочем, требует философского осмысления, если серьезно подходить к его описанию.

Через несколько лет думаю снова вернуться к военной теме. Дело в том, что о войне мы знаем до обидного мало; мы знаем, так сказать, ее вехи, основные сражения; не случайно потому теперь, спустя двадцать лет, раскрываются все новые и новые подробности о героических подвигах советских людей, и мы узнаем новые имена героев. Но еще менее мы знаем о том периоде войны, котла нашим армиям приходилось отступать, я уже не говорю о предвоенном годе и еще о жизни сел и городов в то суровое время. Очевидно, темой нового романа и будут именно эти трагические и потому вдвойне героические страницы нашей истории.

ПАМЯТЬ СОЛДАТА

Я видел, как вставало солнце над зелеными полями хлопчатника, когда мы, студенты сельскохозяйственного техникума, рядок за рядком с кетменями в руках проходили по нему, взрыхляя сырую, нами же накануне политую землю, и первые лучи, казалось, падали не на листья и стебли, нет, а на наши согнутые и черные от загара мальчишеские спины, и ощущение тепла, ласки и свежести, и вид потных лоснившихся спин, и зеленые шапки тутовых насаждений впереди, где кончались ряды хлопчатника и где можно было остановиться и отдохнуть, — все-все до сих пор хранится в памяти, как неповторимое воспоминание трудного военного детства. Я видел, как всходило солнце над казармами военного училища, над широким, как футбольное поле, плацем, куда мы, курсанты-артиллеристы, те же ребята, вчерашние школьники, выбегали по утрам в галифе в обмотках и под звучные команды старшины делали зарядку. Иногда весь наш дивизион поднимали еще до восхода солнца, и мы побатарейно строем пробегали по булыжным мостовым спящего города. Старые ферганцы помнят те времена, помнят ту жаркую весну сорок третьего года. Нам только казалось, что город спал. Люди не спали. Топот сотен армейских ног заставлял их выходить за калитки, и я помню их лица, озабоченные смуглые лица пожилых людей; они с тревогою и надеждою смотрели на нас. Я помню, как вставало солнце над отцветавшими садами Узсадвинтреста, где мы получали первые уроки трудной военной науки — раз за разом штурмовали эти сады, брали с ходу, лобовой атакой, обходили справа, слева, накрывали огнем «вражеские» окопы и снова, пригнувшись, бросались вперед, били прямой наводкой по наползавшим на нас «танкам» — фанерным макетам, которые разлетались в щепки при первых же выстрелах, и мы ликовали, глядя на эти огненные фейерверки. А на фронтах в это время царило затишье. Это было зловещее затишье перед огненной бурей. Мы не знали тогда, что немцы готовили на Восточном фронте операцию «Цитадель», что назревало одно из самых грандиозных сражений Великой Отечественной войны — Курская битва, фашисты стягивали свои самые отборные танковые дивизии с разными устрашающими названиями — «Мертвая голова», «Рейх» — и что вся промышленная мощь Европы работала на эту предстоящую битву. Здесь, на древней русской земле, было затем взорвано столько металла, что и теперь, спустя тридцать лет после войны, как невзошедшие семена, повсюду разбросаны на полях осколки и пули. Под Понырями и Ольховаткой, где мне пришлось принять первое боевое крещение, под Прохоровкой, где столкнулись во встречном бою восемьсот на восемьсот наших и вражеских танков и где незабываемую победу одержали славные танкисты 5‑й гвардейской танковой армий генерала, а ныне маршала бронетанковых войск Ротмистрова, — в каждой горсти земли, зачерпнутой с поля, непременно отыщется осколок, маленький или большой, шершавый, поржавевший, но одинаково несший смерть и разрушение.

Да, мы не знали тогда, что назревала Курская битва (я имею в виду курсантов военного училища), и с утра до ночи то сидели в аудиториях, познавая теорию и наводки стрельбы, то выезжали в поля на тактические занятия. Мы слышали, что на вооружении у гитлеровцев появились новые типы танков и самоходных пушек — «тигры», «пантеры» и «фердинанды», и изучали их уязвимые места. Трудно давалась нам суровая наука войны, но надо сказать, что учили нас по-настоящему, без скидок на нашу молодость и усталость, и все это затем пригодилось в бою.

Однажды наш учебный дивизион неожиданно раньше обычного отозвали с тактических занятий. Нас выстроили на широком плацу перед казармами, и командир дивизиона четко, немногословно, по-военному сказал, что в выпускном дивизионе не хватает людей и что, кто хочет досрочно окончить училище, пусть сделает два шага вперед. Шагнул вперед весь дивизион. Все мы тогда жили одной мыслью — поскорее разгромить врага, жили одним желанием — попасть на фронт, чтобы стрелять не по фанерным танкам, не по макетам, а по настоящим. Но не все желающие попали в выпускной дивизион. Отобрали только отличников, среди которых оказался и я, и мои товарищи по взводу Сергей Авраменко и Саша Александров. Через две недели мы снова стояли на плацу, примолкнувшие ряды курсантов в пилотках и гимнастерках, и начальник училища зачитывал приказ о присвоении нам звания младших лейтенантов, а спустя несколько часов мы уже сидели в теплушках, и поезд вез нас через пески на запад, на фронт.

На рассвете пятого июля началась знаменитая Курская битва. На Белгородском направлении она началась четвертого в четыре часа вечера, когда Манштейн двинул свои передовые дивизии на 6‑ю гвардейскую армию генерала Чистякова. С первых же минут бои приняли ожесточенный характер. Наша 20‑я отдельная Сталинградская истребительно-противотанковая артиллерийская бригада формировалась в те дни в Коломне. 8 июля она погрузилась в эшелоны, а 12‑го под легендарными Понырями вступила в схватку с вражескими танками. Мы, младшие лейтенанты, выпускники военного училища, прибыли на Центральный фронт,