дискомфорт. Амалия не упустила из виду, какую неловкость мы с Люсьеном ощущали в присутствии друг друга. Было ужасно думать, что, возможно, она решила, будто я причинила ему боль, и желала, чтобы я поскорее убралась подальше от ее внука.

Я поднялась на ноги, которые стали не такими устойчивыми, как мне хотелось бы.

– Увидимся через несколько дней.

Поддавшись порыву, я наклонилась и поцеловала ее в нежную щеку, от которой пахло Chanel No. 5.

– Спасибо вам за все, Амалия.

Она похлопала меня по руке.

– Ах, моя дорогая девочка, спасибо тебе за то, что приехала сюда. Делай то, что должна. И мы с тобой скоро увидимся.

Я уже добралась до дверей, ведущих на террасу, когда ее следующие слова остановили меня.

– Просто помни: не имеет значения, как далеко ты убежишь. Ты всегда будешь там, где твое сердце.

Слова ударили, будто стрелы, и на мгновение я закрыла глаза, стоя к ней спиной. Сердце бешено колотилось в груди. Именно там, где ему и положено было быть, черт возьми. Я собиралась повторять это до тех пор, пока не поверю.

Глава двадцать четвертая

Люсьен

– Ты перестал моргать, – произнес Бромми, врываясь в мои мысли. – Это жуть какая-то.

Мы сидели на шезлонгах и пили пиво у бассейна, наблюдая за заходом солнца. В какой-то момент я прекратил прислушиваться к бессвязному разговору Бромми и, по-видимому, перестал моргать.

Я оторвал взгляд от воды и свирепо глянул на него.

– Да, ну, это жутко, что ты так долго смотришь на меня, чтобы заметить это.

Он фыркнул, затем отхлебнул пива.

– Чувак, я говорю уже десять минут, но ты не отвечаешь по-настоящему. В какой-то момент я даже спросил, предпочитаешь ли ты депиляцию воском бритью.

Я выдержал паузу, собираясь сделать глоток.

– Я ответил?

– Ты проворчал что-то. – Бромми фыркнул и поставил свое пиво на каменные плиты. – В чем дело, Оззи? Ты в худшем настроении, чем когда-либо. Не, не так. Ты как будто опустел. Это странно и пугает меня.

Он пытался скрыть настоящее беспокойство, но не смог, и это заставило меня ответить вместо того, чтобы снова хмыкнуть.

– Я просто сегодня не в форме.

Не в форме. Хороший способ выразить свои эмоции. Не в форме. Не уничтожен.

Встреча с Эммой этим утром задела меня за живое. Я думал, что смогу с этим справиться. Что смогу смотреть ей в лицо с той же отстраненностью, с которой сталкивался большую часть своей жизни. Иронично.

Я бросил на нее один взгляд, и воздух покинул легкие. Я совершенно растерялся, не зная, что сказать или сделать. Она сидела на том диване, каждый дюйм ее тела казался таким божественно прекрасным, что на нее было больно смотреть, и в то же время она стала отстраненной и закрытой. Исчезла дерзкая улыбка в темно-синих глазах. Испарилось всякое ощущение вольности. Мне показалось, будто я потерял конечность.

И я понял, что просчитался. Сильно.

Не уберег себя от потенциально разбитого сердца. Я увлекся этой женщиной.

– Она не съела мой завтрак.

– Что? – Бромми в замешательстве наморщил лоб.

Дерьмо. Произнес вслух. Я потер ноющее место в центре груди. Мое сердце. Я чувствовал каждый болезненный вдох. Но там все равно было холодно и пусто.

– Эмма, – выдавил я из себя. Черт, даже произносить ее имя стало больно. – Она отказалась от завтрака.

Бромми сел немного прямее.

– Ты готовишь здесь завтраки?

Из моего горла вырвался обиженный рык.

– А кто, ты думал, делает это? – Он прекрасно видел, как я пеку. Черт возьми, я все время пек для парней. Целых два года они называли меня Тортиком, и это было совсем не весело.

Бромми слабо пожал плечами.

– На самом деле я не думал об этом.

Я испытал минутный дискомфорт, задавшись вопросом: выглядел ли я жалко, когда готовил и пек для всех? В прошлом году я бы этого не сделал. О, я, конечно, по-прежнему пек бы, ведь меня это расслабляет. Но не стал бы делать это своей работой – кормить всех день и ночь напролет.

Но теперь готовка стала чем-то, что помогало мне сохранять остроту ума и отвлекало от вещей, которые следовало игнорировать. К сожалению, это не сработало, когда дело дошло до Эммы. Я думал о ней каждую секунду, пока готовил ей завтрак. Вложил в это все свои угрызения совести и надежду на то, что с ней все в порядке.

И она отправила его обратно нетронутым.

Я снова потер грудь. Это моя чертова вина.

Шезлонг Бромми заскрипел, когда он повернулся в мою сторону.

– Ладно, позволь мне прояснить ситуацию. Ты пристально смотришь в глубину бассейна, потому что приготовил завтрак для Эммы, а она его не съела.

– Нет. Дело не в этом.

– В последнее время ты дерьмовый лжец, Оз. – Он откинулся назад, потягиваясь и устраиваясь поудобнее. – Вы двое переспали на свадьбе, да?

– Что? – огрызнулся я. Дерьмо. Я не стану размышлять об этом. Мне не хотелось думать о нежной коже Эммы, о форме ее губ, прижатых к моим. Нет, мать твою, не думай об этом. – Как, черт возьми, тебе это пришло в голову?

Он лениво пожал плечами.

– Тут и думать не надо. Ты явно сох по ней, она явно считала тебя, – он скорчил гримасу, – привлекательным. Наверное, свадьбы – это романтично. Они, кажется, жутко заводят людей.

– Господи.

– Это всего лишь ночевка. Ладно тебе, Оз. – Его глаза искрились юмором. – Это ж я. Я знаю тебя. Ты трахнул ее и…

– Даже не думай, Бром. Я не трахал ее. Все нормально. – Черт возьми, я хотел этого. Должен был это сделать. Я самый глупый человек на земле.

– Как скажешь. – Он снова пожал плечами. – Да уж, может, лучше сказать так, если она отказывается от твоей еды. Наверное… Ну, блин, это со всеми нами случается в какой-то момент.

– Что случается? – мрачно спросил я.

Он широко и зло ухмыльнулся.

– Сам знаешь. – Он поднял указательный палец, а затем опустил его.

Я уставился на него. Сурово.

– Послушай, придурок. Я не обмяк. У нас не было секса, потому что… – Жар пополз вверх по моей шее. Зачем я говорил об этом с Бромми? Потому что больше не с кем. И по какой-то причине мне хотелось сбросить тяжесть с души. Я расправил затекшие плечи. – Мы не взяли презервативы.

Бромми на мгновение замолчал.

– Ах. Не подготовились. Так делают только новички, малыш Оззи.

– Подготовиться – значит ожидать чего-то.

– А ты не ожидал? – В его голосе звучало искреннее недоумение.