она пригласила меня войти грациозным движением запястья.

– Дорогая моя девочка, я пренебрегала тобой, не так ли?

– Вовсе нет, – ответила я, садясь рядом с ней. На квадратном журнальном столике из состаренного дуба стоял серебряный поднос с завтраком на двоих. Мой желудок болезненно сжался в знак протеста, даже слюнки потекли. Черт бы побрал этого мужчину. Он хорошо натренировал мои вкусовые рецепторы, и я боялась, что никогда не избавлюсь от желания съесть еще кусочек.

– Ну же. – Амалия наклонилась вперед и взяла изящную розовую кофейную чашечку с золотой каймой. – Поедим и поболтаем. – Она сделала паузу, как будто ей в голову пришла какая-то мысль. – Если только ты уже не поела?

– Поела, – солгала я. Я была голодна и отчаянно хотела есть, но узнала работу Люсьена. Завтрак Амалии немного отличался от моего: просто разложенные по тарелкам фрукты – без цветочных форм, – хрустящие булочки вместо различных видов сладкого хлеба, а также ломтики ветчины и сваренных вкрутую яиц. Разница между ее практичным завтраком и моим экстравагантным сотворила странные вещи с моими внутренностями.

К моему ужасу, откуда-то из глубины желудка донеслось не очень уловимое урчание. Щеки вспыхнули, но я проигнорировала этот звук и одарила Амалию извиняющейся улыбкой.

– Но я бы с удовольствием выпила кофе.

Боже, это прозвучало жалко. Будь проклят мой предательский аппетит.

К счастью, Амалия ничего не сказала, налила нам по чашке и со вздохом откинулась на спинку стула.

– Итак, что у тебя на уме? Прости меня за эти слова, но ты выглядишь расстроенной. – Ее бледно-зеленые глаза, так неприятно похожие на глаза Люсьена, изучали меня. – Что-то случилось?

– Я…

– Мами́, – раздался знакомый глубокий голос из холла, – я собираюсь в магазин…

Люсьен вошел в комнату и замер, увидев меня. Его слова оборвались, превратившись в мертвую тишину. Пригвожденная к месту его пустым взглядом, я могла только оглядываться, а мое сердце учащенно билось. Этот мужчина выглядел несправедливо красивым. Не идеальным, не безупречным, но все равно красивым.

Теперь я знала, каково это – ощущать его на своей коже, во рту. Я видела выражение его лица, когда он кончал, слышала звуки – эти глубокие, мучительные стоны удовольствия, – которые он издавал. И Люсьен знал то же самое обо мне. Он превратил меня в тяжело дышащее, нуждающееся нечто своим ртом и руками.

Между нами повисло знание, густое и удушливое, будто дым. Мы никогда больше не сделаем ничего подобного. Все закончилось еще до того, как по-настоящему началось.

Взгляд Люсьена стал глубже, в нем появилось нечто похожее на сожаление – или, возможно, на извинение, словно именно эта мысль промелькнула у него в голове. Или, может, это то, что я хотела увидеть. Я уже ничего не понимала.

Он с трудом сглотнул, горло напряглось. Затем Люсьен моргнул, словно пытаясь вынырнуть из тумана.

– Привет.

Я сразу поняла, с кем он разговаривает.

Губы онемели и стали неуклюжими, но я ответила:

– Привет.

Прекрасно. Вот до чего мы дошли.

Он проворчал что-то, переминаясь с ноги на ногу, как человек, решающий, что лучше – остаться или сбежать с места происшествия. Приняв решение, он опустил руки ниже на бедра.

– Ты не съела свой завтрак.

Мой взгляд сузился, внутри вспыхнуло раздражение.

– Нет, не съела.

Черта с два я стала бы объясняться. Я слишком хорошо осознавала, что Амалия сидит рядом со мной. И бросила на Люсьена быстрый взгляд. Как он посмел выдать меня перед Амалией? В ответ он посмотрел на меня с явным упрямством, словно мог каким-то образом заставить меня съесть его еду. Жаль, но те дни прошли.

Он снова моргнул, и у меня возникло странное ощущение, что он принимает удар на себя. Но затем выражение лица Люсьена окаменело, и его внимание переключилось на Амалию.

– Я получил твою записку о винах. Тебе они нужны на сегодня?

Амалия, которая во время нашего разговора хранила задумчивое молчание, снова оживилась.

– Да, дорогой. Будь так добр. – Я понятия не имела, о чем они говорят, да и мне было все равно. Я больше не собиралась совать нос в их жизни. – Тина напрашивалась погулять. Может, ты сможешь взять ее с собой?

Люсьен взглянул на меня, и этот краткий проблеск внимания тут же пробежался по моей коже. Но длился он недолго. Люсьен сосредоточился на Амалии, и единственным внешним признаком ощущения моего присутствия была жесткая линия его подбородка. Я стала для него такой же помехой, как и он для меня.

– Я возьму ее. – Он снова взглянул на меня, как будто хотел что-то сказать. Но сказал не мне: – Вернусь через пару часов.

Он заколебался, остановившись на пороге комнаты, его широкие плечи напряглись. И меня пронзило острое чувство печали. Я мельком посмотрела на Люсьена, и это заставило меня почувствовать себя живой – знание, что я могла подразнить его, что он делал все, что было в его силах. Что мне удавалось рассеять тьму в его глазах.

Теперь он просто скользнул по мне взглядом, безличным, отстраненным.

– Эмма.

– Люсьен. – Это прозвучало так неестественно, что я внутренне съежилась. Но я сохраняла нейтральное выражение лица. Даже вежливое. И это ощущалось ужасно.

Мы обменялись самыми неловкими кивками на свете, и он ушел, унеся всю жизнь из комнаты. Вот почему мне следовало уехать. И вот почему он был прав: стало бы хуже, если бы мы пошли дальше. Я должна поблагодарить его за это.

Но я по-прежнему не могла заставить себя это сделать. Еще нет.

Амалия подождала минуту, возможно, чтобы убедиться, что Люсьен ее не услышит, а затем повернулась в мою сторону. Я приготовилась к ее вопросам, но она просто отхлебнула кофе.

– Итак, какие у тебя планы на день?

Я забилась в угол дивана.

– Я взяла напрокат машину, чтобы съездить в Лос-Анджелес.

Ее идеально подведенные черные брови изогнулись дугой.

– До самого Лос-Анджелеса?

– Да. Мне нужно начать поиски дома. Я подумала, стоит взглянуть на некоторые варианты. Может, провести там выходные. – Я бы предпочла поселиться в отеле на несколько ночей, чем знать, что Люсьен где-то поблизости.

– Хм. – Амалия отхлебнула кофе.

О, она раскусила меня. Я отказывалась показывать, что нервничаю.

– Чем скорее я устроюсь на новом месте, тем скорее смогу перестать мешать вам.

Амалия с тихим стуком поставила свою чашку на стол.

– Моя дорогая, ты не мешаешь мне, но никогда не следует прятаться от важных вещей в жизни. Привести что-то в порядок – замечательная идея.

То, что я так странно огорчилась ее быстрым согласием, стало очевидным признаком – я не в порядке. Разочарована, испытываю