обедали, да?

Вздрогнув, я повернулся к ней. Она стояла у стола: волосы растрепаны, губы все еще слегка припухшие от моих поцелуев. В глазах светилось то ли веселье, то ли раздражение. Одно из двух.

Дьявол. Мне нужно все объяснить.

– Я…

Эмма расхохоталась.

– Господи, это просто ужасно. Я чувствовала себя как пятнадцатилетняя девчонка, пойманная в мальчишеской спальне.

Улыбка тронула мои губы.

– Ты пробиралась в комнаты многих мальчиков, правда?

– К сожалению, нет. Я была неуклюжей домоседкой, которая не ходила на свидания вплоть до колледжа. Но я мечтала об этом.

Я не мог представить себе время, когда не захотел бы Эмму.

– Если бы мы встретились подростками, я бы пригласил тебя в свою комнату. Или заполз в твою.

– Нет, ты бы этого не сделал, – возразила она с легкомысленной уверенностью. – Ты бы меня даже не заметил.

– Заметил бы. Как ты можешь так говорить?

Я не знал, почему спорю с ней об этом. Но лучше это, чем сосредоточиться на бешеной панике, которую я почувствовал, когда Амалия застала нас вместе.

– Ты наверняка был одним из популярных парней? – Она оглядела меня с ног до головы, будто представляя меня в молодости. – И, вероятно, сексуальнее, чем нужно.

– Ну, я не знаю насчет сексуальности, но ладно, я был популярен. – Я потоптался на месте, потерев затылок. – Дело в хоккее. И бейсболе.

– Ты играл и в то и в другое?

– Я был кэтчером[70]. Но бейсбол – это второстепенное. Я нуждался в чем-то, что поддерживало бы меня в форме в нерабочие месяцы.

– Я удивлена, что у тебя находилось время на девушек.

Она не сдвинулась со своего места у стула. Свет лампы, которую она включила, отбрасывал золотистый отблеск на ее плечо. Я обнаружил, что приближаюсь к ней, влекомый потребностью прикоснуться к гладкой коже, почувствовать мягкие изгибы тела.

– Время было. Пожалуй, даже слишком много.

Когда я подошел к ней, она сдалась и со вздохом рухнула в мои объятия. Волосы пахли моим шампунем, но от кожи исходил ее собственный аромат, теплый и неповторимый, вызывающий привыкание. Я прижался к ней ближе, глубоко вздохнув.

– Я бы заметил тебя.

Ее пальцы прошлись по моим плечам.

– Почему ты так уверен?

– Потому что я не могу представить себе ситуацию, в которой я бы этого не сделал. – Слова вырвались сами собой, стремительные в своей искренности.

Я не из тех, кто говорит о чувствах или потребностях. Я закрыл глаза и с трудом сглотнул, снова испытывая неприятное ощущение свободного падения. То, что я держался за Эмму, делало все только хуже. Чем ближе она подходила, тем большего мне хотелось.

Я потерял слишком много, чтобы потерять еще.

– Амалия выглядела очень довольной, – сухо заметила Эмма.

Я снова сглотнул, пытаясь обрести дар речи.

– Ты же знаешь, что она с самого начала хотела, чтобы мы были вместе. – И, черт возьми, я доказал, что моя хитрая бабуля оказалась права. Она бы определенно посмеялась над этим. Я бы не удивился, если бы она уже начала задумываться о внуках. – Она убеждена, что мы – решение всех наших проблем.

Эмма фыркнула, но беззлобно – скорее забавно.

– Она романтик. Некоторые люди думают, будто любовь исправляет все.

Любовь.

По моей спине прокатилась волна липкого холода, а затем из моего непослушного рта вырвались слова:

– Не волнуйся. Я скажу ей, что мы просто дурачимся.

Эмма отшатнулась как ужаленная, между ее бровями пролегла морщинка.

– Дурачимся.

– Ну, может, скажу иначе. Она ведь моя бабушка. Но я дам ей понять, что это несерьезно.

Тонкая морщинка между ее бровями стала глубже.

– Верно. Несерьезно.

Черт. Разговор шел слишком быстро. Но, казалось, я не мог его остановить. Или заткнуться к чертовой матери.

Я провел руками по ее коже, пытаясь успокоить, хотя сам запаниковал.

– Ты с самого начала знала, что я не ищу отношений. И не планировал этого. Я не ожидал… тебя.

– Я тоже тебя не ожидала. Подумала, поеду в отпуск, почитаю пару сценариев и высплюсь.

Мои руки никак не могли успокоиться. Они продолжали скользить по ее атласной коже, будто это был последний шанс почувствовать ее. Вполне возможно. Ведь я не смог держать рот на замке.

– В том-то и дело, Эм. Ты в отпуске. Как долго ты вообще здесь пробудешь?

Эмма отодвинулась. Я сразу же почувствовал потерю, мое тело похолодело. Я засунул руки в карманы, чтобы не потянуться к ней. Каждая эгоистичная клеточка в моем напряженном теле протестовала.

Все еще хмурясь, она прислонилась к кухонной стойке.

– Не знаю. Может, месяц. Амалия не назвала мне крайнего срока.

– Он тебе не нужен. Господи, Эм, я не пытаюсь прогнать тебя. Я пытаюсь подчеркнуть, что это несерьезно ни для одного из нас.

– Опять ты про это «серьезно». Как будто сама идея ужасна.

– Ну… – Черт. Заткнись, Оз.

Ее взгляд стал пронзительным.

– Это потому, что я произнесла слово на букву «Л»?

– Что? Нет. – Может быть. Дерьмо.

– Я имела это в виду только с точки зрения романтики и идеализма, – продолжала она, защищаясь и краснея.

– Знаю. Я не переживаю из-за слова на букву «Л».

Она громко фыркнула.

– Ты даже не можешь его произнести.

– Ты тоже не можешь, – отметил я, но тут же вздрогнул, зная, что прозвучал как вздорный придурок.

Ее подавленный взгляд говорил о том, что она согласна.

– Дерьмо. Дело не в том, что это… – Я провел рукой по подбородку, ощущая вчерашнюю щетину. – Честно говоря, милая, я, блин, не понимаю, что несу. Кроме как о расставании, я… я ничего не знаю об отношениях…

– Ты был помолвлен, – ответила она с некоторой резкостью. – Думаю, ты немного смыслишь в этом процессе.

– Это самое худшее. Когда она ушла, я понял, что ни черта не делал в этих отношениях. Она заботилась обо всем, будто была… – я поднял руку, – хостесом[71], которому необходимо следить, чтобы я никогда не испытывал ни малейшего дискомфорта.

– Господи.

– Я этим не горжусь. Мне стыдно, что я не замечал этого, пока все не закончилось.

У меня в голове зазвучал голос Кассандры: «Я думала, ты больше, чем просто хоккеист, Оз. Теперь я вижу, что это не так».

Я не хотел думать о Кассандре. Не сейчас, когда Эмма смотрела на меня с болью в глазах. Для меня стало настоящим ударом – увидеть ее разочарование. Но я не мог солгать Эмме.

– Я не хочу, чтобы это повторилось.

– Хорошо, потому что со мной так бы не вышло.

– Поверь мне, Снупи, я знаю. Дело в том, что сейчас я ходячая развалина. Все время