– Я тоже не смеюсь, – тихо ответила я. Теперь, когда он признался, я увидела признаки. Признаки того, что я слишком увлеклась своими похотливыми мыслями и неуверенностью, чтобы заметить его боль. Ему снова было больно. Плохо.

– Эмма. Милая. Я не хочу, чтобы ты видела меня слабым.

– Что ж, это хорошо. Потому что все, что я вижу, – это сила.

Люсьен заметно сглотнул, словно не в силах придумать ответ. Резкие черты его лица говорили о страдании, но он не сдавался – упрямый до глубины души.

Легким движением я закрыла дверь, а затем задернула тяжелые шторы, отсекая яркий солнечный свет и погружая нас в прохладную, тусклую тишину.

Люсьен стоял как статуя, наблюдая за мной. Я подошла к нему, заметив, как его большое тело покачивается от усталости.

– Ложись в постель, детка.

По его губам пробежала дрожь.

– Детка?

– Сладенький, дорогой, дражайший Люсьен.

– Ты заставляешь меня краснеть.

Он тянул время. Будто я не понимала. Вот глупец.

– Ладно. – Я взяла его за сопротивляющуюся руку и повела к кровати. Нужно отдать должное его крайней аккуратности. Кровать застелена, постельное белье свежее. – В постель.

Он остановился лишь на мгновение, перевел взгляд с меня на кровать. В конце концов сквозь толстую стену упрямства просочилось понимание того, что я тоже не собираюсь уступать, и он слабо улыбнулся мне.

– Да, мэм.

Он мучительно медленно разделся до боксеров, а затем забрался в кровать со вздохом, который красноречиво свидетельствовал о боли. Я укрыла его, затем погладила напряженный изгиб плеча, прежде чем отправиться в ванную посмотреть, есть ли у него какие-нибудь лекарства. И нашла слишком много, включая таблетки от мигрени. Меня снова поразило, с какой болью приходится сталкиваться спортсменам. То, что Люсьен чуть не плакал, когда у него разболелась голова, говорило мне о том, как ему плохо.

Я собрала остальные свои принадлежности и вернулась в спальню. Люсьен растянулся на кровати, его рука сжимала подушку.

– Люсьен, – прошептала я, и он пошевелился, взглянув на меня одним нефритовым глазом. Я протянула ему таблетку. – Возьми-ка.

Заворчав, он повернулся и приподнялся на локте, чтобы взять таблетку и стакан чая со льдом, который я приготовила для него.

– Выпей все, – произнесла я.

– Да, мэм… – Он резко умолк, когда я сняла сарафан. Поднеся стакан ко рту, он задумчиво проследил за моими движениями прищуренными глазами. – Ты прекрасна.

Меня захлестнуло удовольствие. Но я одарила его чопорным взглядом.

– Сейчас не время для комплиментов. Пей свой чай.

Легкая улыбка заиграла на его губах, и он сделал, как я сказала. Закончив, протянул мне пустой стакан. Слишком хорошо осознавая, что нахожусь в нижнем белье и что он смотрит на меня, я схватила охлаждающий пакет.

– Куда это приложить? Шея или лоб?

Что-то промелькнуло в его глазах – эмоция, которую я не смогла определить, – и он судорожно сглотнул. Когда Люсьен заговорил, его голос звучал хрипло.

– Шея. Пожалуйста.

– Хорошо, подвинься.

Настороженный, но тихий, он освободил для меня место и, когда я откинулась на подушки, шокировал меня, прижавшись ко мне всем телом и положив голову мне на грудь. Когда я поместила прохладный пакет на его твердую, как сталь, шею, он удовлетворенно вздохнул и крепче обнял меня за талию.

Улыбаясь про себя, я запустила пальцы в его густые волосы. Я чувствовала то же самое прошлой ночью, но тогда это смешалось с безумием и желанием. Теперь, успокаивая его, я могла просто насладиться ощущением шелковистых прядей между пальцами. Волосы Люсьена были удивительно густыми и волнистыми. Я даже позавидовала. Мои волосы к этому моменту превратились бы в громоздкое воронье гнездо.

Люсьен застонал, звук будто вырвался у него сам собой. Верхняя часть его плеч стала твердой как камень. Взглянув вниз, я увидела, что его лицо осунулось.

– Плохо, да? – прошептала я.

– Да. – Он тяжело задышал через нос, словно пытаясь справиться с болью. Я знала, каково это. Во время такой мигрени ты крепко стискиваешь зубы, тебя выворачивает наизнанку, будто тряпичную куклу. Избавиться от такой боли довольно трудно, она очень изматывает. Но я знала один способ.

– Люсьен? У тебя когда-нибудь болела голова от секса?

Он замер, волна удивления прошла по его телу и передалась мне.

– Эм… я правда хочу, но…

– Нет, я не прошу об этом.

– Хорошо.

Его голос звучал растерянно, будто слова весили тонну.

– Нет, от секса у меня не болит голова. Когда мне станет лучше, я буду готов сделать это. Обещаю.

Я улыбнулась.

– Уверена, так и будет. – Я как можно осторожнее выпуталась из объятий и скользнула вниз, чтобы оказаться к нему лицом. Веки Люсьена едва приоткрылись, и я погладила его по щеке. – Я хочу попробовать кое-что, что поможет тебе почувствовать себя лучше. Ты мне доверяешь?

– Я бы не держался за тебя, если бы не доверял. – Его рука легла на мою талию в знак доказательства. – О чем ты думаешь?

– Я хочу довести тебя до оргазма. – Его глаза широко раскрылись, и я продолжила: – Это может помочь. Мне помогает, когда у меня боли.

У Люсьена затуманился взгляд, он двигался медленно, но улыбка, игравшая на губах, давала понять, что ему есть что сказать. Затем его глаза сузились.

– Ты хочешь сказать, у тебя есть кто-то, кто заставляет тебя кончать, когда у тебя мигрень?

Мой большой палец скользнул по его нахмуренным бровям.

– Нет. Я делаю это сама. Но я бы предпочла заставить кончить тебя, если ты не против.

Улыбка вырвалась на свободу.

– Иногда я задаюсь вопросом, не снишься ли ты мне.

Это чувство было взаимным.

Я уложила его обратно на подушку.

– Это не сон. А теперь расслабься. Позволь мне сделать это для тебя.

Люсьен

Она сказала, что это не сон. Я в этом сомневался. Она казалась нереальной, ее прохладные руки лежали на моих плечах, удерживая меня на спине. Эмма возвышалась надо мной, облако ее волос напоминало лунный свет в полутемной комнате. Глаза цвета индиго улыбались, пока она ласкала мою шею. И мне захотелось заплакать.

Это головная боль. Она всегда делала меня слабовольным и эмоциональным. Но не Эмма. Только не она.

Я превосходно умел лгать самому себе.

Ее гладкие ладони скользнули по моей груди, исследуя ее, как будто она хотела узнать форму одним прикосновением. Несмотря на давление, сжимавшее мой череп и угрожавшее расколоть его напополам, по дорожкам, которые прокладывали ее руки, рябью прокатилось удовольствие. Она прикасалась ко мне так, словно я неожиданное сокровище, на которое она наткнулась и которое исследует с тихим восторгом.

По мне