кроме как ничего не делать до ужина.

Джемма, не дождавшись своей очереди в баню, заснула – и вместо нее пошел Кэл. Доу дымил на улице, и Норман впервые остался наедине с Блайтом, если не считать чем-то гремящую на кухне Мойру.

Блайт ничего не говорил, просто тихо сидел, иногда перебирая пальцами по трещинам в столе, полностью в своих мыслях. Норман его не трогал: если честно, он не знал, с чего начать разговор. В очередной раз бросив взгляд на смотрящего в окно Блайта, он вернулся к записям.

Рисовал Купер, конечно, так себе, – но кто такой Норман, чтобы судить? Да и куда больше его интересовала картина целиком, чем отдельные ее части. Как могла быть связана критическая аномалия с чем-то вроде меча, кувалдой и фигурами, которыми были изрисованы листы? А это, во имя всего святого, животное с человеческим лицом? Все элементы должны представлять из себя систему, иначе это не имеет смысла…

«Разные сны?» «Разное время?» «Одежда». «Снег поднимается вверх».

Еще были менее разборчивые вопросы: «Что это?», «Зачем они?» и, кажется, «Вижу обоих», но у Купера был настолько ужасный почерк, что, возможно, это могло значить и «Клею обои».

Джемма сказала, он назвал это «закрытой дверью».

А их – «ключом, поворачивающимся наоборот».

Норман снова пролистал страницы, пока его взгляд не зацепился за повторяющуюся деталь в изображении людей. Одна из фигур, похоже, была меньше, чем другие. Норман не сразу заметил закономерность, – может быть, Куперу все-таки стоило взять пару уроков в художественной школе, – но, когда пригляделся, ему начало казаться, что это не случайность. Он повертел листы так и этак, приложил ручку, измеряя размер. На каждой странице по одной уменьшенной фигуре?

Подняв одну из страниц, чтобы просмотреть ее на свет, Норман заметил, что Блайт повернулся к нему боком, будто не решаясь развернуться до конца, и поглядывал на его попытки обмозговать записи.

Норман застыл с листком в руках. Заметив, что он на него смотрит, Блайт замер тоже.

Длинная неловкая секунда родилась и умерла, когда Блайт, кивнув на записи, спросил:

– Что-нибудь удалось понять? – И тут же пояснил: – В рисунках мистера Купера.

– Ох, – Норман опустил лист, – ну, я… Что ж…

Это был первый раз, когда они разговаривали наедине, и Норман не был уверен, как стоит себя вести. Когда рядом были Джемма, Кэл или даже Доу, Норман в основном просто… сглаживал углы. Это у него всегда хорошо получалось. Но сейчас они одни, сглаживать больше нечего, а энергетический вампир не деревенская девчонка, чтобы забалтывать его ерундой.

– Думаю, – Норман кашлянул и повертел лист перед собой, – здесь изображен ребенок? Или какой-то человек с маленьким ростом… И еще, не знаю, насколько это важно, но Купер все время рисует фигуры, идущие в одну и ту же сторону… в общем, я бы не сказал, что что-то «удалось понять»…

– Легче было бы написать словами. Но, если он не написал, значит ли это, что он не мог этого сделать?

Оказалось, что у Блайта был умный, ясный взгляд – в те моменты, когда ему не приходилось защищаться.

– Джемма думает, что его что-то ограничивает, – согласился Норман. – Что есть какая-то магическая причина, почему он не может говорить прямо… Видимо, и писать тоже.

То, как Джемма описывала их с Купером коммуникацию, казалось Норману странным, словно какая-то деталь все время ускользала. «Он не избегает вопросов, – сказала Джемма, рассеянно хрустя пальцами, прогибая один за другим. – Он просто… Не может дать ответы. Хотя хотел бы. Бесит до чертиков. Я не знаю, слушай, это все на уровне ощущений, но я прямо чувствую. – Она подняла на Нормана глаза. – Клянусь, я на сто процентов уверена: он говорит загадками, потому что не может иначе».

Это, конечно, снова оставило Нормана с ворохом вопросов на руках.

Блайт некоторое время молчал, и Норман снова сосредоточился на рисунках, думая, что, возможно, на этом его интерес иссяк. Но потом Блайт заговорил снова:

– Мистер Эшли…

Норман поднял на него взгляд: лицо Блайта, такое белое, словно фарфоровое, неохотно поддавалось теням, заполонившим комнату. Окружающая унылая серость соскальзывала с него, не в силах поглотить удивительные чары леннан-ши. Может быть, подумал Норман, если не у Кэла, то у Доу и Блайта могло получиться преодолеть радиус зоны? Резистентность магических существ к энергетическим искажениям, создаваемым аномалией, могла оказаться выше, чем…

– Мы не сможем отсюда выбраться?

Холодная волна смятения снова окатила Нормана. Он сидел в затерянном посреди аномалии доме напротив сверхъестественного существа, спрашивавшего его о том, смогут ли они выбраться из места, которое, теоретически, могло входить в список самых неизученных явлений на планете. Да, он знал, на что подписывается, когда устраивался на эту работу, но не думал, что попадет в ту крохотную часть статистики, информация о судьбе которой обычно скрывалась под грифом «Секретно».

С кухни раздался громкий железный звук, словно что-то тяжелое поставили на противень, и Норман вздрогнул.

– Это… Это сложный вопрос, Киаран. – Он оглянулся на коридор и заговорил тише: – Я надеюсь, что, конечно, сможем. Критические аномалии бывают разные, и из некоторых люди возвращаются. – Правда, не такими, как были прежде. Об этом Норман говорить не стал. Сглотнул свой страх и продолжил: – Нам нужно разобраться, как работает конкретно это место и какие особенности имеет, чтобы понять, как отсюда выбраться.

Система – вот что. Везде должна была быть система. Как обычный мир подчиняется законам физики, так и паранормальный подчинялся своим собственным. Знать эти законы и видеть между ними связь – то, в чем состояла основная работа аналитиков Управления.

– И как только мы поймем, – заключил Норман, надеясь, что звучит ободряюще, – у нас появится шанс.

Блайт не выглядел убежденным, но Норман не смог бы точно сказать, о чем тот думает.

– Если есть критические аномалии, значит, есть и другие?

Этому вопросу Норман даже обрадовался. Эта тема – знакомая, обыденная – возвращала ему ощущение земли под ногами. Он зашуршал бумагами Купера, собирая их вместе, и с охотой заговорил:

– Я же говорил там, на улице, про то, что мы классифицируем паранормальные объекты, помнишь? Все поряд. – Блайт не улыбнулся, но внимательно кивнул. – Не только по биологическим видам, но и по уровню опасности. Наша работа – это постоянная работа с опасностью, такая уж специфика. Поэтому всему, что мы встречаем, мы назначаем свой уровень угрозы. Объекты, места, явления, сущности…

Слова ложились на язык легко – там, где в дело вступала теория, а не практика, Норман чувствовал себя как рыба в воде. Три месяца назад ему даже предложили прочесть вводный курс лекций в Академии – Норман сказал, что подумает, но руки так и не дошли сесть и заняться подбором материалов.

А теперь он тут. И вместо будущих агентов читает лекцию энергетическому вампиру.

– Критический – это седьмой уровень из девяти. – Наконец собрав листы в ровную стопку, Норман аккуратно вложил их в папку-уголок. – Выше него только экстремальный и еще один, который почти не встречается. Звучит страшно, но на самом деле со всем можно справиться при должном уровне подготовки. А мы подготовлены. – Он попытался улыбнуться, но вряд ли у него получилось. – Все будет в порядке.

Даже если Блайт и заметил, что Норман не до конца верит в собственные слова, то ничего не сказал на этот счет. Он задумчиво кивнул, а затем спросил:

– Вы классифицируете и созданий тоже?

Норман открыл было рот, чтобы ответить, но почти сразу уловил подтекст. Он замолчал, подбирая слова, но в итоге выдал только:

– Да. И созданий тоже.

– А какой уровень угрозы у…

Мойра появилась в проходе кухни резко, как привидение. Секунда – не было ее, следующая – и вот она, темный силуэт, закутанный в шаль. Очень резво для кого-то, опирающегося на трость при ходьбе. Норман запнулся посередине слова, пойманный врасплох ее взглядом: один глаз, с голубым пятном катаракты, смотрел слепо, а другой, темный и пронзительный, – прямо на него.

– Ты, – она ткнула узловатым пальцем в Нормана, – поможешь мне принести тарелки с кухни. А ты, – палец нашел жертву в лице Блайта, – позовешь своих друзей.

Оглядев их с цепким неудовольствием, она