Шрифт:
Закладка:
Итоги телепоказа
Поскольку кинопрокатная группа Сергея Сельянова «Наше кино» получила на «Груз 200» возрастную маркировку 21+, у фильма были плохие шансы на телепоказ. Тем не менее поднявшийся вокруг фильма шум, во многом спровоцированный и его продвижением как хоррора, в конце концов привел к его демонстрации в апреле 2008 года в дискуссионной программе Первого канала «Закрытый показ». Из-за сцен насилия балабановский блокбастер вышел в эфир после полуночи.
Фильм сопровождался дискуссией между теми, кто выступал за, и теми, кто был против. Участие в ней приняли сам Балабанов, Виктор Матизен (президент Гильдии киноведов и кинокритиков, который был против) и другие. Ничего нового ни в плане информации, ни в плане аргументации на этой ночной дискуссии не прозвучало, но само событие свидетельствовало о том, что даже спустя более чем год после первого показа в кино «Груз 200» не утратил актуальности. Еще важнее, что фильм выявил актуальность темы патриотизма, который оставался темой дискуссии о целом спектре проблем, в том числе о смыслах советского опыта, брежневской эпохе, состоянии нравственности в СССР и в России Путина.
До конца 2000‐х годов исторический хоррор Балабанова продолжал выполнять шоковую терапию, помогающую справиться с прошлым551.
Часть IV. Историческая поп-фантастика
В середине десятилетия верхние строчки рейтингов проката стали занимать фэнтези. Анимационные фильмы-сказки, эпики о докиевской Руси и даже фантастические блокбастеры, переписывающие советскую историю посредством ее заселения вампирами, доказал свою кассовую пригодность в нулевые годы. В январе 2009 года, обозревая сложившуюся ситуацию на страницах журнала «Искусство кино», Михаил Морозов возвестил, что в тот момент российская история пребывала в «стиле „поп“» и что таким образом успешно «симулировала новую национальную идею»552. По мнению автора, этот процесс был инициирован в 2008 году проектом телеканала «Россия» под названием «Имя Россия» и вызвал бурю эмоций, прежде всего потому, что первыми именами в результате голосования оказывались Сталин и Николай II. Таков был результат длившихся целое десятилетие попыток «изобрести национальную идентичность».
Цитируя книгу Бенедикта Андерсона об «изобретении» единой и суверенной нации как вымышленной общности и мнение Джеффри Хоскинга о том, что России исторически недоставало национальной идентичности, поскольку «Россия была Империей – и, по-видимому, ею же и осталась», Морозов сделал вывод, что стараниями путинского правительства «Имя Россия» послужило логическим продолжением «большого нарратива» национального единства, проекта власти по конструированию национальной истории. Реабилитировав и интегрировав советское, выбирая в российской истории одну генеральную линию – все, что связано с сильным государством, суверенитетом, военной мощью и отпором Западу, – политики включили сюда и новый национальный праздник, День национального единства, 4 ноября. Этот проект, пишет Морозов, успешно использовался кинематографистами, а начался со «Старых песен о главном» – инициированной Константином Эрнстом в 1995 году телепрограммы, в которой современные знаменитости исполняли советские шлягеры. Эти программы «примиряли» зрителя с советской реальностью, обходя острые углы истории, превращая последнюю в глянцевое зрелище. Таким образом, она становилась поп-историей, а Россия превратилась в «страну победившей симуляции». Фильмы, телевидение и другие формы массовой культуры не дали никаких новых норм, кроме идеи немедленного обогащения, и
Россия оказалась в глубокой нормативной яме – между «совком» и рынком. Сегодня страна живет в условиях аномии, дезориентированного и атомизированного общества553.
«Имя Россия» – конкурс выявления самых значительных фигур российской истории, начавшийся в мае 2008 года, – вызвал множество споров по поводу использования прошлого в современных патриотических целях. Учредителями конкурса были телеканал «Россия», Институт истории РАН и Фонд изучения общественного мнения. Избирать следовало из пятисот предложенных персоналий554. Интернет-голосование сократило этот список сначала до 50, а потом до 12. Каждому кандидату из финального списка было посвящено отдельное телешоу, где историки, политики, знаменитости и журналисты выдвигали свои аргументы за или против конкретного кандидата. В финальном интернет-голосовании приняли участие три миллиона россиян. В итоге победил Александр Невский, получивший 524 575 голосов; вторым финишировал Петр Столыпин (523 766 голосов), а третьим Сталин (519 071 голос).
Конкурс послужил предметом как обсуждения истории, так и ее эксплуатации. 19 октября во время показа последнего шоу про Сталина Коммунистическая партия России назвала голосование за вождя «битвой за Сталина». На сайте КПРФ призывали соотечественников бороться голосованием против «вульгаризации прошлого нашей страны и деградации исторического знания». Отмечалось, что особенно это касается «понимания советской истории». Автор помещенной на сайте КПРФ статьи Юрий Емельянов писал, что ТВ-шоу создало фантастического Сталина: вместо того чтобы показать Сталина настоящего, «подсунули» длинный эпизод из фильма Михалкова «Утомленные солнцем – 2». Вместо использования «реальных фактов», сетовал Емельянов, телевидение показало исторический фантастический блокбастер555.
На противоположном конце политического спектра либеральная «Новая газета» обвиняла «Имя Россия» в циничной попытке использовать историю и телевидение, чтобы объединить народ вокруг общих ценностей. Телевизионный критик Слава Тарощина критиковала «блокбастер „Имя Россия“» за придуманную «игру» вместо исторического осмысления. Игра явно была задумана в «патриотических целях» и в надежде на то, что патриотизм обязательно принесет высокий рейтинг и много денег. В результате, писала Тарощина, «история (или, по крайней мере, ее телеверсия)» была подключена к нуждам бизнес-плана. Вину за такое положение дел она возложила на Константина Эрнста и Никиту Михалкова, поскольку оба они превратили прошлое в прибыльное занятие через «реабилитацию» красных и белых без разбора. А в итоге шоу про новую историю на экране превратилось в «комбинацию несоединимого»556.
По мнению других обозревателей, этот проект, пусть и не безупречный, в целом обозначил расстановку приоритетов, идущую снизу. Анатолий Баранов писал, что «телепроект стал политическим событием, поскольку референдумы, кроме инициированных властями, <…> фактически запрещены». Онлайновое голосование и открытые дискуссии в прямом эфире или в записи предоставили россиянам возможность свободно выразить свое мнение557. Но далеко не все смотрели на это событие так же оптимистично.
Евгений Лесин в «Независимой газете» писал, что три финалиста впряглись в «Русь-тройку» – «Сталин, Сталин и Сталин», ведь в список не вошел никто, кто бы трудился «от имени России, для России и для славы России». К примеру,