не уставал повторять, что фильм его автобиографичен и «правдив», критики и зрители не переставали предъявлять ему одни и те же претензии, сводившиеся к вопросу: «Груз 200» – это настоящий 1984‐й или запечатленный на пленке вымысел? Как и следовало ожидать, Дмитрий Пучков (Гоблин) нашел фильм оскорбительным. Но неожиданно, что Гоблин оскорбился горячей любовью Балабанова к СССР.

Посмотрев фильм три раза и заранее подготовившись к макабрическим сценам, Пучков в своем комментарии журналу «Сеанс» заявил, что это

странная комедия о любви придурка-милиционера. Говорят, что Балабанов забил последние гвозди в гроб СССР. Не знаю; лично я думаю, что он очень любит СССР и пытается убедить себя в обратном544.

В апреле 2008 года тот же журнал поместил подборку дискуссий вокруг фильма Балабанова. Одной из мотивировок публикации, по признанию редакции, стало то, что журнал считает фильм Алексея Балабанова настоящим произведением искусства и опасается, как бы его не продвигали в русле других отечественных блокбастеров. Насчет продвижения их опасения были напрасны. В номер были приглашены деятели культуры для изложения, как, по их мнению, был представлен в «Грузе 200» 1984 год.

Поэт и телеведущий Дмитрий Быков сказал, что

один кадр, в котором на кровати гниет в парадной форме мертвый десантник, поперек кровати лежит голый застреленный маньяком Баширов, в углу комнаты околевает настигнутый мстительницей маньяк, а между ними на полу рыдает в одних носках его голая жертва, невеста десантника, а в комнате кружат и жужжат бесчисленные мухи, а в кухне перед телевизором пьет и улыбается безумная мать маньяка, а по телевизору поют «Песняры» – разумеется, «Вологду-гду», – этот кадр служит абсолютной квинтэссенцией русской реальности начала восьмидесятых545.

Кинокритик Антон Костылев написал, что фильм может помочь положить конец советской эпохе, и, хотя формально он о загнивании СССР накануне распада, на самом деле СССР в нем уже кончился546.

Олег Зинцов из газеты «Ведомости» обратил внимание на взаимосвязь личного и исторического аспектов собственного восприятия, указав, что только очень смелый режиссер способен был «это артикулировать».

Я часть этого времени, это моя молодость, и несмотря на весь показанный там ужас, к собственному ужасу, я его люблю, и ничто не может это изменить; это болезнь, одержимость, мания. В этом смысле «Груз 200» не только самый болезненный, но и самый честный российский фильм за много лет. И все, чего он требует от зрителя, – это честно на него отозваться.

Константин Шавловский, постоянный автор «Сеанса», сказал, что Балабанов сделал свой фильм не для тех, кто понимает, а для тех, кто помнит.

Рок-концерт в легендарном «Сайгоне» и провинциальная дискотека (девочки в белых носках и парни с футболками, на которых читается «Олимпиада-80», война в Афганистане, кухонные диссиденты и беспредельщики менты – одним словом, полифония 1980‐х, которая есть плоть и кровь этого фильма. Он работает как машина времени, «Груз 200» заставляет физически ощущать время, чувствовать его запах.

Тогдашний президент FIPRESCI Андрей Плахов заявил:

Фильм дает основания говорить о глубоко личной идеологической травме, которую пережил Балабанов как большой художник, сформировавшийся на излете советской эпохи, <…> где важнее не социальный универсум, а моральный социум.

По мнению журналиста из GQ Вадима Рутковского, «Груз 200» прежде всего

историческая картина, хроника необъявленной смерти СССР. Фильм, который должен бы быть включен в обязательную школьную программу, если бы не возрастные ограничения – столь же суровые, сколь и абсурдные: в восемнадцать лет ты можешь умирать за родину, но не можешь смотреть кино, которое сурово портретирует твою родину.

Мария Кувшинова, критик, начинавший когда-то в «Известиях» и к началу 2020‐х перешедшая в лагерь независимой критики, прислала самый интересный обзор 1984‐го по Балабанову. Кувшинова родилась в 1974 году, и на момент выхода картины ей было 33. Ее отклик заслуживает того, чтобы процитировать его целиком:

Я не помню ничего – ни в кино, ни в литературе, ни в искусстве, – что наваливалось бы на человека с такой неумолимой, непереносимой тяжестью. Фильм Балабанова выбивает из-под тебя почву, лишает точки опоры, раз и навсегда избавляет от любого частного, религиозного и социального идеализма. Это самый жесткий и честный ответ на все, что происходило и будет происходить в нашей стране, и вообще – в мире под этим небом. Предмет упорной общественной ностальгии – Советский Союз – предстает у Балабанова разложившимся трупом, единственный здоровый организм в котором – опарыши, наши теперешние современники, выжившие и скроившие под себя новую эпоху. «Груз 200» невероятно жесток по отношению к зрителю, нет в нем ни малейшего намека на очищение. Но его должен увидеть каждый, имеющий глаза. Потому что точку опоры приходится после просмотра искать самостоятельно, заново обретать, многое в своей жизни и в жизни страны подвергнув переоценке. «Груз 200» – это такой фильм, после которого хочется позвонить самым близким людям и просто сказать, что любишь. Никакого пафоса – другого способа пережить этот фильм я не нашла.

Дискуссии и сомнения насчет исторической достоверности фильма прекрасно суммировал Михаил Трофименков:

Возможно, эта картина не может быть оценена по достоинству сейчас, но со временем ее вес и значение будут только возрастать. И не только потому, что «Груз 200» объективно превосходит все, что до сих пор считалось образцом психологического фильма.

В конце концов, российские критики констатировали историческую достоверность фильма: в голосовании, проведенном «Сеансом», 19 из 28 критиков назвали «Груз 200» лучшим фильмом года. Далее следовали «Два в одном» Киры Муратовой и «Отрыв» Александра Миндадзе – каждый из них получил по три голоса.

Когда «Сеанс» предложил критикам назвать событие года – года, когда «12» Никиты Михалкова вошел в шорт-лист номинантов на «Оскар», когда Кира Муратова получила «Нику» за «Два в одном»,