будто ему все по барабану. Она все откладывала момент прощания с этой его версией. Что бы ни происходило на той стороне, находила ли она его в сознании или нет, он уже был другим: куда более медлительным и занудным. Никому не дано оставаться молодым вечно. Даже ее отцу, который путешествовал во времени, который создал целые миры, создал то, что его переживет. Который создал ее.

Леонард выжидал, пока ее мысли заполонят собой пространство палаты.

– Терять кого-то нормально, Эл. Рано или поздно это все равно случится. Ты не можешь избавиться от боли и от скорби. Что еще остается в итоге? Звон колокольчиков, как в конце «Беверли-Хиллз», который обещает, что все будет хорошо?

– Я так и знала, что ты невнимательно его смотрел. Да там у всех героев больше травм, чем в реанимации, – рассмеялась Элис.

– Ты знаешь, что я имею в виду. Какого-то решения, развязки – их просто нет. – Леонард покачал головой. – И ты не можешь пытаться вечно. Или можешь, но кончишь в итоге так же, как и я. Вот что происходит. Вот чего они не знают. Со Скоттом и Джеффом такого не было, они в любую секунду были готовы собрать манатки и махнуть в восьмидесятые в своих дурацких жилетках. И с Зарей тоже. – Леонард перевел взгляд на Элис. – Я пытался сделать Зарю похожей на тебя. В итоге она превратилась в отдельную личность, как и все другие, но когда я только начинал, я всегда держал в голове тебя. Мотался туда-сюда и знал, что ты поступишь точно так же. Мне кажется, примерно так же чувствуют себя родители, когда их дети получают права. Ты вышла за пределы моей досягаемости, и мне оставалось лишь надеяться, что ты со всем справишься. И ты справилась. Как и Заря.

– Так что мне делать? – спросила Элис. Она чувствовала себя неловко. Ей не шестнадцать, ей сорок, и она уже знала, что отец не ответит на ее вопрос, не сможет, даже если бы очень хотел. – Почему ты мне ничего не сказал?

– Я сам долго не знал, как все это влияет на мое тело. А когда узнал, что мне было делать? Стать жандармом? Я не хотел им становиться. Мы все делаем то, что должны, сами выбираем, как нам поступать, что мы хотим делать и что нам нужно делать, – сказал Леонард. – Хочешь, посмотрим «Свою игру»?

Она хотела. Элис подтащила стул вплотную к кровати и подождала, пока отец нашарит в постели огромный больничный пульт с кнопками размером с четвертак. Ему пришлось взяться за него обеими руками, чтобы включить телевизор. Элис положила голову на пластмассовый бортик кровати и повернулась лицом к экрану. Ведущий Алекс Треке точно знает ответы.

– У меня еще один вопрос, – сказала Элис.

– Всего один? – усмехнулся Леонард и тут же закашлялся, а потом добавил, махнув на телевизор. – Там у ребят вопросов побольше.

– Я всегда возвращаюсь в свой день рождения. Почему? Там ведь ничего не происходит, в смысле ничего грандиозного. – Элис уставилась на свои ногти. – Для меня, по крайней мере.

– Мне это знание недоступно, – ответил Леонард. Он выглядел очень уставшим. – Но что я точно могу сказать, так это то, что в день, когда ты родилась, я стал лучшим человеком. Понимаю, это звучит очень пошло, но это так. До того как ты выбралась наружу, я постоянно думал только о себе, и меня это вполне устраивало. – Леонард улыбнулся. – Я хотел поговорить с тобой об этом.

– О том, каким ты был говнюком? – спросила Элис. Даже сейчас она не могла сдержаться и оставить их привычные шуточки и шпильки.

– О том, что я чувствовал, возвращаясь назад. Это было… – Голос у Леонарда начал дрожать. Он несколько раз откашлялся и потряс головой. – Я никогда не чувствовал столько любви. За всю свою жизнь. Ты помнишь, как мы однажды ходили на свадьбу и невеста сказала своему новоиспеченному мужу, что она будет любить его сильнее, чем любого из их будущих детей?

Элис закатила глаза.

– Да-а. – Ей тогда было одиннадцать, и она весь вечер поглощала бесконечные коктейли «Ширли Темпл» в нарядном вельветовом платье.

– Как бы они-то до сих пор женаты, а я развелся, но я даже близко не любил Серену так, как любил тебя. Ни ее, ни Дебби. – Сказав это, Леонард приложил палец к губам. – А в тот день я испытал всю эту любовь разом. Как будто нефтяная вышка взорвалась. Может, все дело в этом. Я знаю, что не всегда был хорошим отцом. Но я старался. Мы ведь неплохо справились?

– Мы справились отлично, пап. Мы справились отлично.

Больница гудела – где-то по полу скрипела тележка, кто-то кашлял или кричал, медсестры здоровались с посетителями, со стороны регистратуры долетали смешки, – но Элис всего этого не слышала. Она прикрыла глаза и задумалась обо всем, что у нее было в ее шестнадцатый день рождения. Отец, которого она любила, с которым искренне хотела провести время и который верил в ее осознанность и самостоятельность. Лучшая подруга. Первая любовь. Элис стало интересно, меняется ли этот день-остановка в течение жизни? Быть может, в сорок, пятьдесят или шестьдесят у нее выдастся день, настолько переполненный любовью, что в свои девяносто она скорее предпочтет отправиться туда. Но там не будет Леонарда, потому что, несмотря на все ее усилия, он к тому времени уже уйдет. Возможно, для кого-то шестнадцатый день рождения был не самым лучшим днем в жизни, но для нее был, по крайней мере, пока.

– Это «Братья времени»? – сказал участник, держа руку на кнопке, и их лица залились довольным румянцем, потому что они понимали: он угадал.

Часть шестая

Глава 57

На Помандере жили птицы: голуби, естественно, но еще шумные ласточки, а иногда с Гудзона за полтора квартала заглядывали подгавкивающие чайки. Они проводили свои ежедневные собрания на пожарной лестнице, обсуждая червей, ветер и хлебные крошки. Элис прислушалась к птичьей повестке, уставившись в потолок. С кровати ей было видно кусочек серого неба между высотками. Одним плавным, легким движением она села в кровати и вытянула руки над головой, необъятная желтая футболка задралась, скользнув по ребрам.

Леонард был на своем обычном месте: ел завтрак за кухонным столом. Рядом лежала сложенная газета, Урсула несла караул на подоконнике, словно ожидая появления Элис.

– Тук-тук, – протянула Элис, чтобы привлечь внимание отца. Он явно не ожидал, что она встанет так рано. Он не знал, сколько раз она уже просыпалась