Шрифт:
Закладка:
Я как-то спросил об этом Сиренитти, но против обыкновения отвечать она отказалась. Не считать же ответом возмущенное: «Иди учи общее целительство!»
Итак, против монстра, тренировавшегося убивать лет с пяти, если не раньше, я действительно продержусь хорошо если минуту. Наш прошлый поединок с Виета продлился дольше лишь по одной причине – Криденсу хотелось как следует меня унизить.
Сейчас он хотел чего-то другого, потому что ушел в глухую оборону, позволив мне гонять его по оранжерее. Мои атаки Ворона явно не беспокоили, но ни обезоружить меня, ни заставить защищаться он почему-то не пытался. Хотя мог.
Мы сделали так кругов пять, пока я не выдохся.
– Хватит? – поинтересовался Криденс. – Успокоился?
Я опустил меч и, тяжело дыша, прошел к искусственному роднику. Пару мгновений спустя Ворон присоединился ко мне.
– Что-то случилось?
– Ничего, что касалось бы тебя! – огрызнулся я и тут же об этом пожалел: Криденс вмиг оказался рядом и – я даже меч поднять не успел – прижал свой клинок, уже в ножнах, к моей шее, одновременно заломив мне руки.
Я выронил меч и замер.
– А теперь успокоился? – повторил Криденс. Дождался того момента, когда я уже не мог говорить от удушья и только тогда отпустил. – Не груби. Я – не твой слуга, чтобы ты на мне срывался.
На языке вертелся ядовитый ответ, но, пожалуй, я слишком хорошо для него воспитан. К тому же, Криденс прав.
– Извини, – выдавил я.
Криденс поднял брови.
– Ты ставишь меня в тупик, Элвин. То ведешь себя как маг, то как человек, – он сел на скамью у пруда, заросшего кувшинками. – Может, определишься?
Я поднял меч и вернул его в ножны. Требовался еще по меньшей мере час упражнений: укреплять руки (мой вечный недостаток), позаботиться о растяжке. И, конечно, разрабатывать пальцы – для демонолога это очень важно. Байен советовал попробовать фокус с монеткой – тот, детский, когда она якобы исчезает на глазах у изумленного зрителя. Я до сих пор не мог с ней справиться – легче было заставить монетку исчезнуть совсем, чем ловко ее спрятать.
Но Криденс словно чего-то ждал. Я вдруг почувствовал себя в ловушке. Сердце екнуло, дыхание участилось. Я прижал руку к груди – так, чтобы Виета не видел. Там неожиданно закололо.
– Утром ты узнал, что Рэйвен Серкис умер, – сказал Криденс, наблюдая за мной. – И ты расстроился. А сейчас что не так?
Я круто обернулся.
– Ты мне солгал! Ты сказал, что он путешествует с посольством!
– Он и путешествовал какое-то время. И Сиренитти тебе тоже солгала, – пожал плечами Криденс. – Письма ведь она писала? Откуда мне было знать? Может, была причина? Может, ты голову потеряешь, когда узнаешь? И ты, кстати, потерял.
В ловушке и беспомощный. Сердце словно обросло иглами и ворочалось в груди. По оранжерее пронесся ледяной ветер.
– Элвин, Повелительнице не понравится, если ты заморозишь ее растения. Она питает странную слабость к садам, ты разве не слышал?
– Просто оставь меня в покое, – прошептал я.
– Тебя оставь, и ты руки на себя наложишь. Я твое настроение отсюда почувствовал, когда вы еще из кареты не вышли. Садись, расскажи в чем дело. Станет легче.
Он похлопал по скамье, приглашая. Орхидея на длинной гибкой ветке над ним покачнулась, хотя ветер уже унялся. Интересно, могут цветы шпионить на Шериаду?
– Господи, ну тебе-то какое дело? – воскликнул я, когда двери оранжереи захлопнулись чуть не у меня перед носом.
– Абсолютно никакого. Но еще чуть-чуть, и ты перестанешь себя контролировать. Магия тебя сожжет, а Повелительница приказала присматривать за тобой. Как думаешь, кого она первым обвинит в твоей смерти? Уж конечно не себя, что бы она с тобой ни делала. Поэтому будь добр, сядь и выговорись. Я сделаю вид, что мне интересно.
Вот это было честно. Сквозь глухую тоску пополам с яростью (как можно испытывать такие разные чувства одновременно?) я ощутил удовлетворение. Когда Криденс принимался изображать заботливого друга, мне хотелось ударить его, прекратить эту ложь.
Но попробуй я хоть раз это сделать – и Виета не оставит от моей красоты и следа. Хм, когда мне слишком надоест женское внимание, можно обратиться к Ворону за помощью. Он, наверное, будет рад избить меня как следует.
– Почему ты думаешь, что это поможет? – спросил я, садясь рядом.
С одной стороны, мне и правда было любопытно – чуть-чуть. С другой – Криденс не угомонится, пока не добьется своего. А говорить о поездке во дворец не хотелось.
– Знаю, – Криденс сорвал орхидею и принялся поглаживать ее лепестки. Его пальцы очень быстро окрасились розовым.
– Знаешь, – хмыкнул я. – Откуда?
Криденс, который рассказывает кому-то о своих проблемах? Да он даже с трупами болтать не будет – испугается, что враги их поднимут и подслушают. М-м-м, а может, поэтому он на некромантии такой тихий? Адель, например, мертвецам сказки рассказывает. Я работал как-то с ней в паре – заслушался. Говорит, сосредоточиться помогает. У всех свои странности.
– У нашей семьи есть традиция, – помолчав, сказал Криденс. – Дарить наследнику друга. Человека. В пять лет. Это всегда ровесник и всегда очень милый. Такой, чтобы идеально подошел. Не раб, а именно друг.
– У нас аристократы на шестнадцатилетие собак дарят, – пробормотал я. Да, среди девушек популярны маленькие пушистые породы: болонки, шпицы. У юношей – бойцовские или охотничьи.
– Кому что, – хмыкнул Криденс. – Но ты не понял – не слуг, а именно друзей.
Я промолчал. Зная Виета, хорошо эта история закончиться не могла.
– Когда мы привыкнем к друзьям, привяжемся, полюбим, их убивают. То есть мы их убиваем. Сами. Это делает нас сильнее, – голос Криденса звучал равнодушно, и от этого спокойного тона меня пробрало куда сильнее, чем от самих слов. – Это важный урок, который показывает, что привязанность приносит боль.
– Это не так, – перебил я.
Криденс пожал плечами.
– Мои братья прошли это в пять лет. Я оказался умнее. Или глупее, но тогда я думал, что все хорошо просчитал. Я спрятал моего друга. Изобразил его смерть.
– В пять лет?!
– Я довольно умный, – усмехнулся Криденс. Но тут же посерьезнел. – Отец поверил. Или сделал вид, что поверил. Нам было по десять лет, когда обман раскрылся. Отец…
– Хватит. Криденс, хватит. Для меня это действительно слишком.
– В общем, было бы легче, если бы я сделал так же, как братья, – закончил
