быть, и мне так попробовать? Если я не найду Лелуша сегодня. Если найду, то это будет самое большое счастье в жизни. И мне больше не придется ночевать, как сегодня, в холодном доме. Хорошо, что уже весна. Если бы это всё произошло зимой, я не знаю, куда бы я пошла.

…Значит, та соседка, тетя Зина, всё время подсматривала за нами. Мне кажется, что один раз она даже открыла дверь, когда мы выходили, и что-то невнятное проговорила: «Привет, Кристинка!» или что-то еще. А я думала, что мне это показалось. И вообще, мне было не до нее. Я была невероятно счастлива. Сейчас я думаю, что даже странно, что кроме тети Зины нас никто за два месяца не видел на улице. Или видел, но не поверил, что это я. Или не узнал… Я часто ходила в черной маске, в ней было теплее, особенно ждать его где-нибудь.

Вот он, этот магазин-кафе «Чайна фуд». Те же большие красные иероглифы. В витрине большие красные фонарики. Они оказались огромными и тоже с иероглифами. Когда я еще думала, что Лелуш – тот, из Китая, я пробовала каждый день учить по три иероглифа, нашла в Интернете. Но потом узнала, что мне это не понадобится. Зато знаю теперь несколько иероглифов: «один» – простая горизонтальная палочка, звучит как долгое «иии», «человек» – как ноги человека, звучит «жен». Иии жен… Один человек, без которого я не могу жить.

Я стояла у витрины, разглядывала фонарики и не знала, что мне делать. Я так долго ехала, везде сидела, но почему-то очень устала, хотела есть. Хлеб и почти все конфеты я доела еще в электричке. Когда я уезжала, то думала, что к ночи вернусь, ведь мне больше негде ночевать. Но кажется, это была очень глупая мысль. День закончился гораздо быстрее, весь ушел на дорогу. Из ресторана вкусно пахло специями, есть захотелось просто невыносимо. Наверняка здесь всё дорого. Что, открывать сейчас банку с горошком? Я достала ее, покрутила в руках, убрала обратно. Лучше бы хлеб остался. Я вообще не знаю, зачем я сюда приехала. Я как-то растерялась. Кто мне сказал, что он здесь? Что он работает здесь? Я еще немного постояла у витрины, сквозь которую было видно, что в кафе занят один или два столика. Официантов я не видела. Но зато я хорошо видела в витрине себя. Я поправила волосы, расстегнула куртку. У меня же отломился кусочек переднего зуба, но это не видно, если широко не открывать рот и не хохотать. И если человек не подойдет ко мне очень близко…

Я потихоньку зашла вовнутрь. Настолько тихо, что на меня даже никто не обратил внимание. Едва слышно звякнул колокольчик на двери, но в это самое время девушка, сидевшая за столиком, громко сказала кому-то по телефону: «Не могу говорить, у меня пара!» И отложила телефон, стала дальше есть. Я пригляделась – она ела что-то, чему трудно найти название. В одной мисочке – белый рис, в другой – кусочки мяса в жидком коричневом соусе, в третьей – зеленые овощи, нарезанные крупными кусками, вареные или тушеные, и еще какие-то полупрозрачные кусочки. Я сглотнула слюну. Нет, сейчас совсем не надо думать про еду. Я не за этим сюда ехала.

Я села за другой столик у окна, от которого очень хорошо было видно всё кафе, стойка и даже небольшой коридор, и часть кухни. За стойкой работала девушка, увидев меня, она кивнула мне. И… всё. Я решила немного подождать. Через несколько минут она подошла ко мне, положила на стол меню, довольно подозрительно взглянула на мой рюкзак и свернутую куртку.

– Хотите сразу заказать что-то выпить? – спросила она.

Я помотала головой. Я похожа на человека, который хочет заказать выпить? Или они так у всех спрашивают?

– Семён, в зале никого нет! – крикнула она кому-то, кто, наверное, ее слышал.

Я полистала меню, решила взять суп, он был даже дешевле, чем чай. Валерий Викторович всегда советовал нам за два часа до спектакля есть суп. «Поели суп – и вы уже артисты! А не какими-то там сосисками с булками напихиваться и потом рыгать на сцене!»

– Семён! – опять крикнула девушка и, поскольку никто не вышел, сама подошла ко мне и спросила: – Выбрали?

– Да, суп.

– Какой?

Я показала в меню. Она кивнула и забрала у меня меню, поняла уже, что я не буду заказывать запеченную свинину или все эти вкусные пирожные, которые были сфотографированы на нескольких страницах в конце.

Я думала – как спросить ее про Лелуша. Да, конечно, я знаю его настоящее имя. Но очень странно подойти и вот так просто спросить: «Скажите, у вас случайно не работает Соялп?» Тем более что я не знаю его фамилию. Я видела ее, он мне даже однажды показывал паспорт, но не смогла запомнить.

Я решила помыть руки и заодно умыться, наверняка здесь есть горячая вода и мыло в туалете. Запихнула в карман паспорт и кошелек, не стала оставлять их в зале, и пошла в туалетную комнату, которую я заметила, когда вошла.

С моего столика этого не было видно. Если бы я не пошла мыть руки в этот момент, я, может быть, ничего бы не увидела. В конце небольшого коридора, там, где была рядом кухня, стояли парень с девушкой. Он – в черном халате до колен, подвязанном на поясе. На девушке был невысокий бледно-голубой колпак повара, большой черный фартук и коротенькая юбка. Взгляд мой почему-то остановился на этой юбке. Ярко-ярко красная, кожаная, совсем короткая, короче фартука, открывающая стройную ногу. Внизу – черные лаковые ботинки с разноцветными крапинками, красивые, на толстой подошве. Парень держал ее за талию одной рукой, а другой – за ногу. Девушка смеялась и то быстро целовала его, то трогала кончиком языка его нос и опять смеялась.

Мое сердце стучало быстро и гулко, а потом как будто остановилось, и мне нечем стало дышать. Перед глазами поплыли зеленые круги. Я схватилась за притолоку, чтобы не упасть. Это был он, Лелуш. Или не он. Ведь это не может быть он. Он не может держать никого за ногу, и никто не может его целовать. Он же только мой. Я его люблю. Я столько его ждала. Я искала его. Я к нему приехала. Это невозможно, но я его нашла в огромной Москве. Он не мог меня так быстро забыть. Конечно, это не он. И на той фотографии «ВКонтакте»