Сколько я здесь живу, в непокоренных землях Волока, – пять лет, семь? Нет, почти десять. Через две недели было бы десять, если так подумать.

– Ах-ха-ха! – то ли орал от боли, то ли захлебывался от смеха какой-то человек. И чавкал топор, хлюпал, как при разделке свиной туши.

– Мамочки, – прошептал я и схватился за голову.

Гогот оборвался, что-то рухнуло на землю.

«Надеюсь, это выстрелил Фил. Он крайне неплохо стреляет…»

Хлясь! Еще одна стрела вошла в ткань и пробила ящик слева от моего плеча. Больше в эту сторону не стреляли.

– Фил? – зачем-то спросил я, будто меня могли услышать в этом гаме.

Что теперь случится со мной? Повесят, задушат, скинут со стены, скормят собакам? Нет. Ну разве что потом. Поначалу, скорее всего, будут пытать. Быть хорошим другом Бато считалось везением. Ну, до тех пор, пока не появились эти ублюдки.

Возможно, мне стоило схватиться за оружие, пасть в бою. Так бы они не успели меня признать. Смерть моя была бы легкой. Но, будем честны, я родился трусом. Именно потому я сижу сейчас здесь, укрывшись мешками, и обкусываю ногти. Чего еще ждать от обычного человека с именем «человек»?..

Чего матушка вообще от меня хотела?

– С тыла, с тыла идут! – крикнул кто-то.

– И так видно, чего орешь! Хватай топор, недоумок…

– Где он, где? Я не вижу!

По мешковине зашарили чьи-то руки.

– Мамочка, – произнес я одними губами.

Пятерня прощупала мой лоб, опустилась ниже, к носу. Я не дышал и не двигался. Мешковина поползла в сторону, ее схватили.

– Эй, Равик, тут кто-то есть… Равик?

Что-то брызнуло на ящики, а затем с грохотом упало на землю. Я потащил укрытие на себя очень осторожными, почти незаметными движениями.

– Прости, прости! – извинился я перед кем-то, не зная ни имени, ни лица.

Если бы к нам не зашли с тыла, ночью, вскарабкавшись по отвесной стене, если бы проходимец Йори честно нес свой дозор, все могло бы случиться иначе.

Яркий свет озарил ночь. Кто-то поджег дома? Видимо, ублюдки уже залезли на стены и стреляют по нам, будто это мы здесь незваные гости…

– Мамочка! – Я поглубже зарылся в мешки, чтобы ничего не видеть.

Какой толк от частокола, если один ловкач легко перелез его ночью и убил охрану, пока весь гарнизон смотрел сны?

«Крыса, Крыса пролез за стены, это он, он!» – закричал Мап, когда начался переполох. Жаль, что к тому моменту ворота уже были открыты. Я бы с радостью убежал, да только эти ублюдки хлынули внутрь, как морская волна.

Я сидел и считал мертвецов по крикам, проклятьям и стонам. Некоторые умирали совсем тихо. Только стукнет что-то вдали или рухнет на землю. Оказалось, что мешки падают с тем же звуком, что и тела. Если, конечно, на них нет железа…

Не прошло и минуты, как все стихло. Острог накрыла звенящая тишина.

– Все? – с недоверием спросил неизвестный голос.

Ему ответили с востока:

– Коли я не ослеп в концы, то все! Слыхал, Барн?

И от тишины ничего не осталось.

– Победа? Победа, говорят!

– Победа, м-мать! Так им!

– Слава Восходам, слава лучам, солнце на горизонте, солнце! – надрывался кто-то писклявым голосом.

Судя по звукам, враги братались, кричали как межеумки, стучали по кирасам, щитам или просто подвернувшимся предметам. Может, стоило поискать тот топор и погибнуть вместе с Робом, Филом и…

– Получай, с-скотина! – Звуки ударов, проклятья.

– Он подох уже, брось.

– Я сказал, брать живых…

– Миленькое дело, они сами на нож прыгают, – возмутился незнакомый охрипший голос.

– Эгей! – завопил кто-то из врагов, перебивая стоны раненых, – кто-нибудь знает Сайра?

Я вздохнул. Вот он, момент истины. Еще можно попытаться свести счеты с жизнью. В ворохе тряпья не нашлось топора, да и вряд ли бы он помог. Среди ящиков затесалась одна хлипкая веревка. Я вздохнул и бережно вытащил ее на себя.

Если бы я хоть что-нибудь соображал в том, как делать из людей мертвецов! Я затянул петлю, стараясь не шуршать.

Может, матушка просто хотела, чтобы я стал храбрым.

– Ищите, ищите. Кто приведет этого Сайру – получит десятку серебром.

Нет. Ничего у меня в жизни не выходит, даже петлю собрать.

– Да как я тебе его узнаю?!

А может, не все потеряно. Петля сошлась на шее, я потянул с силой. Кровь прилила к щекам, дыхание перехватило, мир стал темнеть.

– Мамочки, – шепнул я, отдышался и вытер глаза.

Даже умереть совершенно непросто!

Может, стоило еще раз помолиться? Я все время думал, что Матушка двойного солнца, как только увидит наш край, наши порядки, честную и слаженную работу, станет оберегать земли Волока. Защитит Бато, меня, всех крестьян и вольных…

Но Матушку явно придумал какой-то пьянчуга из храма, вроде пастора Димитры, который дымил искрицей прямо за алтарем…

Мешки зашуршали, и яркий свет пламени почти ослепил меня. А потом появилось уродливое лицо бородатого ублюдка. Его не любили: от лба до челюсти тянулся шрам. И говорил ублюдок хуже, чем разбойники с тракта:

– Глянь, куды сховался…

– Храбрец! – вякнул кто-то за его спиной.

Я задержал дыхание, будто мог раствориться среди вещей. Веревка обожгла кожу и потащила меня на свет. Враги толпились, пихались, пытались пройти мимо. Теснота. Острог показался в два раза меньше, чем был вчера. Я на четвереньках выполз за веревкой, хватая воздух, собирая занозы по ящикам…

– Кха!

Меня потащили в сторону конюшни – небольшой, но удобной для зимовки. К конюшне, которую я помогал строить. Мимо забора, у которого лежал Фил…

– А я вон че нашел! – Меня представили группе мародеров, что стаскивали вещи из нашего гарнизона. Из того, что от него осталось.

– Так и нашел, прям с веревкой?

Я попытался заговорить, но невнятно прохрипел и оттянул удавку. Страшно слезились глаза.

– Ты осторожнее, так ведь и убить можно, – хохотнул другой ублюдок, такой же лицом, как и мой надзиратель. Если бы не шрам да толстое брюхо – и не отличишь.

– Да он сам…

– На хера нам висельник?

– Кто же так вешается, болван?! – крикнул подросток высоким голосом.

Я сел на землю, подобрав колени к животу и на всякий случай поднял руки. Мародеры не чтят мертвецов, вряд ли они будут добрее с живыми.

– Ну не висельник, велика разница! На кой хер ты его приволок?

Подросток оказался девицей без волос. И остальные не лучше: два увальня, все на одно лицо. Третий головорез покороче, но шире в плечах. Рядом с телегой рассыпали