И тут я заметил, что мои штаны перепачканы кровью. Ровно в том месте, где меня задели ботинком. В полутьме я и правда хуже слепого.

Паршивый расклад.

– Эй, Васко? – Мой голос дрогнул. Тишина. Я спросил мальчишку: – Он там? – Молчание. – Значит, так. Еще раз меня ударишь, и я тебе ноги переломаю. Идем.

Прихватив вора за шиворот, я потащил его вдоль стойл. Возле сена блеснула сталь – окровавленный нож. А лежал он…

– Пусти, пусти! – почти плакал мальчишка, но пинаться больше не смел.

Я молча подтащил вора к брошенному оружию, наплевав на треск рубахи и мольбы. Проклятый кинжал лежал у стойла. Похоже, его так и сбросили – с багровым следом на клинке. Кинжал настолько перепачкался в крови, что и дураку ясно: им убивали. И убивали совсем недавно.

Кони высунули морды, проснувшись от шума, и я растерянно осмотрелся. Человеческого тела нигде не было, как и следов, что его куда-то тащили. Должна же остаться хотя бы полоса крови, так?

Под крышей было только сено, навоз, разбросанные монеты…

– Ни черта не понимаю, – пробормотал я, подтянул мальчишку ближе. Посмотрел на конюшню еще раз. Что-то не так. Что?

Стойла, насыпь, тишина, факел у входа, пожитки, кони… Все на месте? Нет. Среди скакунов я не заметил ни одного с белым окрасом.

Еще четыре шага вперед. Любопытная гнедая лошадь высунула морду и попыталась пожевать меня за рукав.

– Пустите! Я закричу, – мальчишка, вопреки своим обещаниям, начал шептать.

Я его не слушал. Сердце забилось о ребра.

– Карий?

Днем я закрыл его за пятой дверью по левой стороне. Засов на ней отодвинули и так и бросили, будто моего скакуна украли или он отправился погулять.

Я подцепил дверь в стойло сапогом, потянул на себя.

– О дьявол…

Мой конь остался на месте. Лежал в соломе, будто спал. Только лошади чаще дремлют стоя. Когда-то белая грудь потемнела, сделавшись черной. Потемнели и мощные породистые ноги, почти до самых копыт.

Я медленно вдохнул. С силой усадил мальчишку на окровавленное сено, а сам опустился на одно колено, чтобы прикоснуться к телу мерина. Еще теплое. Минут десять назад оно было полно жизни. Кровь только-только впиталась в солому и начала уходить к земле. Удивительно, сколько крови в одном коне.

– Это не я, не я, слышите?..

Мальчишка вскочил и попятился к стене. Я медленно поднялся, одернул штаны. Вдох. Выдох.

– Кто?

– Я не видел, клянусь! – заревел мальчишка. И не смотрел мне в глаза.

Я посмотрел на Карего, стараясь не видеть перерезанного горла и доброй, ни в чем не повинной морды. На крупе вырезали какой-то символ. Я снова наклонился, чтобы на ощупь понять главные линии. Кривой крест в круге, две точки. «Порядок». Самый мирный город Воснии. Симон, Вард.

– Пустите, прошу вас!

От смерти Карего прошло не более десяти минут. Достаточно, чтобы обшарить седельные сумки, выбрать серебро с медью…

– Значит, говоришь, никого не видел? – я еще раз посмотрел на паренька.

Сколько в нем роста? Выше, чем был я в его возрасте. Здоровый лоб.

– Не видел, не видел! – мальчишка мотал головой, пока я подтаскивал его за собой, к голове Карего. – Н-не…

Я толкнул вора на землю и прижал сапогом. Прямо напротив груди мертвого коня.

– Вытяни ноги, – прошипел я.

Мальчишка не послушался, но я справился и так. Глаза привыкли к полумраку и неровному свету огня. Именно потому я смог прикинуть расстояние: от башмаков мальчишки до его носа; от земли до пореза на белой шее.

Если бы я захотел убить несчастного скакуна, я бы провел лезвием гораздо выше. Потому что мог дотянуться.

Восния и ее поганые дети.

– Ах ты мразь, – прошептал я и вытер глаза. – Ах ты поганая скользкая мразь…

– Простите, – парень мигом поменял свою песню, – это ваш? Простите меня!

Васко явно решил, что за четверть часа никто не прошмыгнет в конюшню. Что ночью воры шляются лишь внутри стен. Что ему все сойдет с рук, обойдется, ведь это мелочь…

– Почему, дьявол, почему? – Я никак не мог поверить своим глазам. – Как ты…

– Мне заплатили, – лепетал мальчишка, елозя в грязи, – я хотел есть! Мне просто заплатили!

Я быстро покосился на круп коня. Туда, где вырезали знак. Вырезали уже после того, как мой конь отмучился, или до? Нет, разумеется, после. Карий бы раздавил этого подлеца. Если бы не ластился к человеческим рукам, если бы чуял угрозу, если бы не привык к десяткам солдатских рук за время похода.

Мальчишка всхлипывал, будто это ему перерезали горло и бросили подыхать в стойле. Одного, в полутьме, где никто бы не пришел на помощь…

«Соберись. Никакой спешки, ну же!»

– Знак, – я ткнул пальцем в круп коня, – где ты его видел?

Я найду заказчика. Будь это сам Вард или десяток его подпевал. Они не скроются. Даже под юбками у самой королевы! Я их изваляю в чертовой соломе и навозе, вырежу хороший ровный круг у горла, наведу такой порядок, что…

– Мне показали, милорд, – совсем залебезил этот подонок, хитрый не по годам, – я взял с собой деревяшку, чтобы не забыть… мне ее передали, милорд, чтобы я…

– Показывай.

Повторять не потребовалось. Дрожащими руками мальчишка выудил деревянный кругляш. Возможно, это была единственная правда, которую он за сегодня выплюнул своим поганым ртом.

Какое-то время я щурился в темноте. На дереве выжгли символ порядка. Кривой крест, кривой круг. Кривые люди Крига.

У меня устала левая нога, и я наступил на мальчишку с силой. Скинул деревяшку в кровавую солому рядом с пустой воснийской головой.

– Кто тебе ее передал?

– Я не видел лица, господин, – надежда сияла в глазах этого подонка, – передали у мыльни за воротами. Там всегда можно заработать пару монет, если…

– И ты просто пришел сюда, – я убрал ногу с чужой груди, – дождался, пока этот идиот отлучится, достал нож, а затем просто перерезал горло моему коню? За пару серебряков?

Глаза парня забегали по пространству вокруг меня, словно там подсказывали верные ответы.

– Мне сказали, милорд, что вы не заплатили долг и…

Я поднял мальчишку с земли одним рывком и кинул в дверь стойла.

– Только мне покажется – на одну чертову минуту! – что я понял ваши устои, нашел какой-то предел этой тупой жестокости… – Парень поднялся на руках, постанывая. Я помог ему подняться, схватив за шиворот, а затем толкнул к двери еще сильнее. Хрустнуло дерево. – …ведь не может она быть бесконечной, правда?! Так какой-нибудь новый ублюдок…

– Простите,