их это сильно задело. А мужики они ой какие честолюбивые… Ведь Грабов вон, мог спокойно директором своей фирмы сидеть в Сиэтле где-нибудь или на Аляске, а его, флибустьера, в море тянуло самому краба тягать. Да и Мацумото по своему положению может к судам за крабом не выезжать. Вы, ребята, джентльменские амбиции со счетов не скидывайте! Йена йеной, а широкой душе еще и покуражиться хочется – по себе знаю!

Я взглянул на часы. Было начало второго. «Левый – Ольга, правый – Марина», – повторил я про себя на всякий случай. И тут, естественно, как всегда, к месту в памяти всплыло: «А на правой груди – профиль Сталина, а на левой – Маринка анфас». Ну и зачем мне это надо было вспомнить в такой вот ответственный момент? А все Ганин со своими советскими песнями! Так Маринка слева или справа? Все-таки справа.

– Извините, у вас ручки нет? – обратился я к Нарите.

– А вон, около лампы в гостиничной папке возьмите.

Я извлек из-под ламинированных меню и шершавых гостиничных конвертов поганенькую одноразовую ручку и по очереди накорябал ею на уголках своих «нагрудных» конвертов буквы О и М.

– Спасибо, – поблагодарил я гостеприимных хозяев. – Я пойду, а вы по-прежнему из номера постарайтесь никуда не выходить.

– А вы нашли фотографии, я гляжу, – прокомментировал мои каллиграфические упражнения не лишенный тщеславия Нарита.

– Да, нашел… Мы нашли то есть, – решил я подыграть парню, чтобы стимулировать дальнейшее развитие его детективно-аналитических способностей: мало ли, что еще криминального в его переводческой практике будет. – И благодарить за это я должен вас, Нарита-сан. Если бы не ваша наблюдательность, нам было бы значительно труднее.

– Мы с господином Игнатьевым были правы? Я имею в виду рыбу. Господин Грабов действительно съел фугу Виталия Борисовича?

– Да, вы были абсолютно правы. Фугу, которую выставили перед господином Игнатьевым, по ошибке съел Грабов.

– А можно взглянуть на эти фотографии? – попросил Игнатьев.

Я внезапно почувствовал прилив зависти к этому человеку. Меньше двух суток назад инспектор находился на волосок от смерти, должен был умереть. Случись все по плану наших злодеев, сегодня чесать языком об Ирен Жакоб и Жюльет Бинош мне и Ганину было бы не с кем. И в моих руках сейчас находятся снимки, на которых задокументирован навечно этот чудесный процесс ускользания от неминуемой, казалось бы, смерти, процесс волшебного выскальзывания неплохого, в общем-то, человека из крабовых клешней и ежовых рукавиц. И он сам может увидеть, как все это было, как, благодаря поддатому хамоватому левше, смерть прошла стороной. Позавидовал я Игнатьеву именно поэтому – в моей работе возможность увидеть, как ты играючи, сидючи за банкетным столом и попиваючи пиво, обманываешь гнусную старуху с клюкой, не представляется.

– Извините, но сейчас не могу, – огорчил я во второй раз родившегося в ночь с пятницы на субботу Игнатьева. – После окончания следствия, я думаю, Осима-сан подарит вам их на память. А сейчас – извините.

Ну не объяснять же мне ему, что на фотографиях этих не только его наглая ухмылка в сторону скелета с косой и в белом саване, но и отпечатки пальцев его… как там Ганин учит? Занозы? Нет… Зануды? Тоже вроде нет…

Мы с Ганиным спустились в холл и в обратном направлении прошли через стройные ряды доморощенных папарацци, которых теперь сильно интересовал вопрос, почему с нами не видно российского рыбного инспектора Игнатьева в кандалах и с одеялом на голове. Ответа ни на этот, ни на другие дурацкие вопросы типа «правда ли, что вы вчера совместно с сотрудником российских спецслужб убили приемами карате семь членов крупной преступной группировки?» они так и не получили.

Мы же запрыгнули в ганинский «Опель» и отъехали от отеля.

– Теперь в управление? – спросил Ганин.

– Да, в управление. Я буду разговаривать с Осимой, а ты, Ганин, давай жми дальше.

– Окей. Теперь у меня есть представление, где ее искать.

– И поосторожнее, ради бога! Звони и говори мне обо всех своих передвижениях, хорошо, Ганин?

– Хорошо, Минамото-кун.

– А мы с тобой вчера в «сушечной» икру морского ежа кушали…

– А я ее и в Саппоро ем.

– И как?

– Что «как»?

– Совесть не гложет?

– Я гляжу, Игнатьев тебя испортил, Такуя.

– Но ты же понимаешь, что он правду говорит.

– Что же мне теперь, икру назад выплевывать и в этих ежей проклятых запихивать?

– Почему бы нет?

– Смешной ты человек, Такуя! Легко под влияние хороших людей попадаешь!

– Так ты считаешь, что Игнатьев – хороший человек?

– Сам же сказал, что он правду говорит.

– Да правду не только хорошие люди говорят. Ее и подлецы с подонками могут сказать. Правду сказать нетрудно.

– Соврать труднее, да?

– Не ехидничай! Ты же понимаешь, что я имею в виду.

– Не очень.

– Ну не очень так не очень… Давай тормози.

Я без особого труда вылез из машины, в очередной раз порадовался тому, как все-таки хорошо я изучил повадки собственного тела, махнул Ганину рукой на прощанье и поднялся по ступенькам в управление.

В кабинете Осимы опять торчал Баранов. Я вошел и сразу же почувствовал в воздухе страшное напряжение.

– Всем привет! Все пререкаетесь? Не устали еще? – поинтересовался я у присутствующих.

– Да вот, не хочет никак Осима-сан Грабова отправлять, – вновь запел свою любимую песню настырный консул. – Прошу, прошу, а он ни в какую. А ты же, Минамото-сан, распорядился.

– Я вам повторяю, интересы следствия требуют наличия тела у нас еще в течение нескольких дней, – методично продолжал стоять на своем непреклонный капитан.

– Осима-сан, – вмешался я, – я все-таки считаю, что мы можем уступить просьбам российской стороны и разрешить вывоз трупа.

– Господин Баранов, вы не могли бы попить кофе у нас на первом этаже? – пытаясь держать себя в руках, выдавил Осима.

– Хорошо, я удалюсь, – хлопнул в ладоши понятливый Баранов. – Обедать пойду. Есть тут у вас что-нибудь приличное неподалеку?

– Налево выйдете, два квартала пройдете – будет неплохой «сушечный» ресторанчик, – посоветовал Осима.

– Да я как-то суши на обед… – протянул разборчивый в еде дипломат.

– Тогда на той стороне за детской площадкой есть «Роял Хост». Тамошняя сборная солянка вас удовлетворит?

– Вот это то, что нужно! Значит, я пойду, но, ребята дорогие, мне самое позднее в три нужно выезжать в аэропорт. И желательно, чтобы при мне было тело покойного. Ну как я буду родственникам в глаза смотреть, если никого им не привезу? Что мне, самому в гроб ложиться?

– Николай Петрович, я думаю, мы друзья и обманывать нам друг друга… вернее, скажем так, вводить в заблуждение – негоже.

– О чем речь, Минамото-сан!

– Так вот, никаких родственников и друзей в самолете не будет. И я уверен, что ты, Николай Петрович,