выполз из горящего танка, и помогал мне в этом мой лучший друг Ганин-пулеметчик, он же – первый бейсболист Немуро и его окрестностей. По первым шагам по направлению ко входу в гостиницу я понял, что там, в машине, был кризис, что больнее уже не будет.

В гостиницу я уже не просто вошел, а въехал на белом коне. Мне не хватало только золотых червонцев, которыми бы я с чистой совестью победителя боли бросался налево и направо, попадая в двух осимовских наблюдателей, обезумевших от несметного количества выпитых от скуки баночек кофе, и горстку журналистов, топтавшихся вокруг мрачной бочки с пыльной пальмой в надежде узнать если не от постояльцев, то хотя бы друг от друга что-нибудь новенькое.

Они накинулись на нас с Ганиным, засыпая вопросительными и побудительными предложениями. Я легким движением руки отстранил сразу троих бумагомарак, пытавшихся блокнотами и диктофонами преградить мне путь к лифту. Один из них, впрочем, успел сформулировать не самый безболезненный для меня вопрос:

– Минамото-сан, правда ли, что ваша рана на голове – результат вчерашнего вооруженного столкновения с группой якудзы?

– Правда ли, что вы арестовали четырех членов японско-российской преступной группировки? – присоединился к нему второй.

И уже в лифте я услышал голос третьего:

– Скажите, действительно ли прокурор уже выписал ордер на арест господина Игнатьева и что он будет арестован в ближайшие часы?

Ни один из вопросов не был удостоен ответа. Двери лифта соединились, и мы с Ганиным поднялись на четвертый этаж.

В обоих концах коридора маячило по полицейскому. «Молодцы эти осимовские ребята! Дело знают!» – отметил я про себя и сделал им обоим знак, что все в порядке. Они кивнули в ответ, и мы подошли к двери с тремя латунными цифрами 4, 1 и 5. На троекратный стук изнутри никакой реакции не последовало, и я отклонился немного назад, чтобы как можно выразительнее посмотреть на полицейских в концах коридора. Один из них потыкал пальцем воздух, из чего мы с Ганиным сделали вывод, что Игнатьев находится в соседнем номере.

После стука в 416-й мы услышали «хай! додзо!», и нашим взорам предстала картина «Лев Толстой готовит четвертый вариант романа «Война и мир»»: за низким журнальным столиком сгорбился над портативным компьютером Нарита, а вдоль окна, сбоку от него, прохаживался взад-вперед Игнатьев.

– …что составляет порядка… – диктовал «классик».

В этот момент оба замерли и посмотрели на нас не столько испуганными, сколько просто удивленными глазами.

– Можно? – поинтересовался я.

– Ну даже если я скажу «нельзя», вы ведь все равно войдете, – логично рассудил Игнатьев. – Но, вообще-то, это номер Нариты-сана.

– Входите, пожалуйста, – оторвав красные глаза от белеющего дисплея и смуглые руки от черной клавиатуры, соизволил промолвить Нарита, измученный ролью… как там ее? Софьи Андреевны, что ли?

– Чем обязаны?

Игнатьев старался демонстративно, как любит говорить Ганин, хорохориться, и пока это у него получалось.

– Тут, скорее, не чем, а чему, – начал я жонглировать словами, чтобы лишний раз показать инспектору – высокомерному, кстати, москвичу, – что мы тут не лаптем щи хлебаем.

– Хорошо. Так чему обязаны?

– Ежу.

– Ежу обычно бывает понятно, Минамото-сан, – парировал рафинированный житель российской столицы. – Насчет его обязанностей мне пока ничего неизвестно. Просветите!

– С удовольствием, Виталий Борисович. Понятно бывает не тому ежу, о котором я хотел вас спросить.

– Что значит «не тому»?

– Понятно бывает лесному ежу, который под елками-палками лапками своими когтистыми трусит-семенит. А меня интересует морской.

– И что вас конкретно по нему интересует?

Тон Игнатьева мгновенно стал серьезным, из чего я понял, что все хроники пикирующих бомбардировщиков закончились.

– Меня интересует, почему вы мне ничего не сказали об этом самом морском еже.

– Что значит «не сказал»? Вам что, лекцию о нем прочитать? Я могу…

– Не сомневаюсь. Почему вы мне не сказали о том, что с этого года Грабов собирался начать поставки в Немуро морского ежа?

– А почему я должен был об этом вам доложить?

– Потому что еж дороже краба.

– И?..

– И в отличие от краба, его промысел на Курилах запрещен.

– О! Да вы прекрасно информированы о наших законах, господин майор! Надо же!

– Учителя хорошие, – покосился я на зардевшегося Ганина, который присел на корточки к наритовскому ноутбуку и начал тыкать пальцем во все подряд клавиши.

– Ладно, чего уж там…

Игнатьев махнул рукой и присел на край кровати.

Я опустился в единственное свободное кресло, поставив в крайне неудобное положение Нариту. По всем правилам этикета он должен был уступить свое место Ганину, но оставлять сэнсэя наедине с компьютером, где на дисплее, как я понял, еще был надиктованный Игнатьевым текст, он не хотел. Помог ему мой снисходительный друг, который показал рукой, что Нарита может не вставать, и уселся прямо на полу около столика, не спуская своих выпученных глаз компьютерного маньяка со светящегося дисплея.

– Да, Грабов планировал переходить на ежа, – продолжил Игнатьев. – И вы совершенно правы, это уже совсем другие цифры.

– Почему вы это скрыли и от меня и от Осимы-сана?

– От вас – по инерции, от Осимы – вполне осознанно.

– Э?

Я наклонил вправо свою практически здоровую уже голову, поймал себя на мысли, что в одно мгновение стал похож на заинтригованного пса, и поспешил вернуть голову в исходное положение.

– И Грабов, и Мацумото получали в управлении всю требовавшуюся им информацию, поэтому никому из местных полицейских я не доверяю.

– А мне, значит, по инерции?

– А вам – по инерции. Где гарантия, что вы с Осимой не заодно?

– Виталий Борисович, Осима-сан – десять раз проверенный офицер. Поверьте мне, до рьяности и ревностности ребят из наших отделов внутренних расследований и вашим, и американским «ментам» далеко. Последний раз Осиму проверяли два месяца назад – ничего за ним нет.

– Я не утверждаю, что он меня сдает Грабову с Мацумото. Но то, что они про все мои телодвижения осведомлены, – это точно.

– Ну то, что они получают эту информацию через полицию, еще надо доказать. А потом, о каком компромате на вас идет речь? О чем вообще вы говорите?

– Да нет никакого компромата! Я говорю о том, что управление Осимы ничего не делает ни против Грабова, ни против Мацумото. Они грабят Россию, а полиция Немуро им в этом не препятствует.

– Странные ребята вы, русские, – не выдержал я. – Вы хоть одну свою проблему самостоятельно, без японской помощи, на своем Дальнем Востоке решить можете? Солярка на Курилах у вас кончается – Япония, давай спасай! Грабов краба браконьерит в полный рост – Япония, давай арестовывай! Что, Япония наша виновата в том, что у вас Курилы без тепла и света который год сидят? Или