И, судя по всему, успели они как раз вовремя.

Буквально вчера, прямо ввиду Сихонкина, сошлись для решающей битвы войска Императора Амаро и экспедиционный корпус Султана.И битва должна была разразиться вот-вот...

Те заслоны, которые Султанат сбивал железным кулаком тяжелой кавалерии на неспешном пути к сердцу Амаро, не шли ни в какое сравнение с той громадой сил, что Император выставил у столицы. Но и построения султанцев на фоне императорской армии вовсе не выглядели жалкими…

Военачальники Императора уверяли, что именно здесь, на поле у столицы, снизойдет слава на клинки амаро, здесь придет конец наглым пришельцам – и лишь единицам повезет добежать обратно, до кораблей, стоящих в порту Насама-каги.

Но это не беда. Пускай!

Должны же очевидцы донести до зазнавшегося Султана, что его лучшие воины полегли на просторах Амаро и Богиня бережет детей своих...

***

Чахлый лесок, из которого сказитель и его ученик разглядывали величие выстроившихся друг напротив друга армий, был еще по-весеннему прозрачен – а до разъездов, охраняющих с тыла лагерь пришельцев, было не менее тысячи шагов.

Можно было бы безопасно спуститься с перевала и пониже, но оттуда не было бы так хорошо видно. Опять же, всегда стоило держаться подальше от сторожевых разъездов пришельцев, охраняющих с тыла лагерь и обозы – они ждут коварного нападения и оттого немножко нервны. А вот вероятности, что патрули по какой-то причине поднимутся так высоко к перевалу, почти не было.

А если (хотя и не было такой вероятности, но воин в Рифейну всегда просчитывал такие моменты) разгромленная армия султана обратится в бегство через перевал - то путь к седловине лежит чуть в стороне от места, где они с учеником расположились.

Именно то, как раскрывался вид на построения двух армий, заставило Рифейну притормозить на этом месте.

А вид открывался отличный.

Отсюда, с высоты, Рифейну собирался наблюдать за битвой. Ему было нужно увидеть своими глазами действие темного волшебства Султаната, убившего замки Йотуномия и Нареву, мертвые громады которых сказитель и мальчик видели на длинном пути к столице.

Рифейну был уверен, что жрецы Багряного Цветка обязательно используют темную магию в решающей битве. А кроме жрецов это сделать было некому – других магов в Султанате не жаловали...

***

Армия вторжения стояла тылом к невысокому перевалу, открывающему путь в широкую долину, где привольно раскинулась столица с обширными предместьями и поместьями приближенных императорских родов. Ширь столичной долины была свободна от крестьянских полей и полностью принадлежала императорской семье.

Оттого, с какой стороны ни глянь, чаша долины Сихонкин выглядела как громадный сад, где каждая купа деревьев, каждый нарядный дворец, каждый мостик имели свое место и свой цвет – в соответствии с гармонией и соразмерностью. Поколения зодчих и садовников создавали эту красоту.

Потому и войска, выравнивающие сейчас ряды друг напротив друга, выглядели как игрушечные солдатики на нарисованном игровом поле...

Четкие квадратики и прямоугольники пехотных полков, шевелящиеся построения легкой кавалерии, стройные ряды тяжелых кавалеристов, даже кавалерия и пехота резерва, прячущиеся сейчас за лагерем, были видны как на ладони.

Войска Амаро были видны чуть хуже – но тоже вполне ясно. Отлично был виден командный пункт, расположившийся на пологом холме. Уже за то время, что Рифейну наблюдал за войсками, у ставки командования Амаро прибавилось штандартов. Видимо, сам Император прибыл поддержать защитников Империи.

Но Рифейну рассматривал особенно тщательно именно лагерь и обозы султанцев.

Если где и будет твориться темное волшебство – так это либо в самом лагере, либо между лагерем и основным построением войск, либо между лагерем и резервом.

Маги и жрецы не любят выходить на дистанцию выстрела и вообще показываться без нужды.

Жрецы Багряного цветка, чтобы они не делали, будут делать это в самом безопасном месте, под защитой дружественных мечей и копий, чтобы ничто не могло помешать волшбе.

***

Дело близилось к полудню, а сеча все не начиналась.

Воины потели под уже по-летнему припекающим ясным солнышком, переминались кони, колыхались знамёна полков, из ставок полководцев, осененных величавыми стягами, то и дело вылетали конные курьеры…

Все это было прекрасно видно Рифейну.

Йосу же давно потерял интерес к происходящему и внимательно рассматривал какую-то козявку, расправлющую крылышки под весенним солнышком на стебле молодой травы.

Но вот из тыловых ворот лагеря южан неспешно выдвинулись несколько повозок, и, разделившись на две равные группы, двинулись в разные стороны, между лагерем и резервом, расходясь параллельно линии фронта…

Рифейну оглянулся на Йосу.

Разморенный теплом и утомленный бездельем, мальчик придремывал под кустом. Пользуясь этим, Рифейну извлек Жало из-под кожи левого предплечья, и коснулся ребенка, погружая его в глубокий спокойный сон.

Так сподручнее.

После этого, не торопясь, вытащил из своей потертой котомки старый и потрескавшийся кожаный пенал – и тут же показал, что не только цукумогами умеют изменять облик и суть вещей.

В его руках тубус для свитков превратился в предмет чудесный, но не магический – в зрительную трубу.

Северная Империя давно освоила изготовление этого прибора, но стоили зрительные трубы баснословно, делались исключительно для высших армейских чинов, и встретить эту штуку за пределами Империи было сложнее, чем магический или божественный артефакт.

Богов в Мире много, а оптическая мастерская Инквизиции, шлифующая линзы и собирающая зрительные трубы – одна-единственная.

Мало того, что это была ценность, значительно превышающая цену жизни бродячего певца, так еще и совершенно очевидно указывала на связь с Империей Севера. И если в Степи Рифейну мог отговориться тем, что взял редкий прибор трофеем, то какие трофеи у странствующего сказителя в стране Амаро?

Раздвинув трубку, оклеенную потертой кожей, Рифейну впился взглядом в повозки. И понял, что это то, чего он ждал.

В группе, направляющейся к левому флангу, он даже невооруженным глазом видел багровый плащ одного из высших жрецов Багряного Цветка. В трубку ему открылись странные подробности.

В легкой повозке ехал жрец – судя по дородности и осанке, один из немалых иерархов. Следом за его повозкой двигались еще двое в багряных одеждах служителей Божественного Цветка, но явно рангом поменьше. Что сильно удивило Рифейну – так это присутствие лопат в руках у младших жрецов или послушников.

Следующей повозкой тоже правил человек в жреческом одеянии. В простой телеге ворочались человеческие тела, туго и обильно обмотанные веревками. Третья