Шрифт:
Закладка:
Опытный кат зачастую старался заранее предугадать, что окажется для подследственного страшнее и мучительнее, быстрее подведет его к "порогу признания".
Зловещая система рычагов и блоков, позволяющая престол испытаний легким движением превратить в совершенное ложе боли, в подобие дыбы, выгибающей и распинающей, вытягивающей кости из суставов и дробящей пальцы. Или, напротив, "согнуть в бараний рог" безжалостным и неотвратимым железным прессом, раздавливая тело целиком или отдельные члены по выбору палача.
Развешанные по стенам бичи, клещи и чудовищного вида щипцы. Очаг с раскаленными добела железками.
И запах. Сырость, плесень, разлагающаяся кровь. Нечистоты.
Так пахнет смертельный ужас.
Ходили слухи, что в Инквизиции нашли способ получать этот запах, как дорогие духи.
Кат и дознаватель не брезговали ни единым трюком, ни единой возможностью "надавить" на подследственного, "расколоть" его, облегчить себе работу и сократить время дознания. Беззащитный в своей абсолютной наготе, как улитка, извлеченная из раковины; беспомощный, прикованный к неудобному, в прямом смысле слова леденящему, металлическому устройству; созерцающий зловещие приготовления и обоняющий запахи, далекие от аромата цветов, подследственный с первого шага в Палату Дознания тратил силы на борьбу с овладевающим ужасом. И сил на запирательство оставалось намного меньше. А силы человеческие не беспредельны...
Зловещая целесообразность пыток в Империи была отточена до совершенства. Как и система подготовки инквизиторов, катов и их помощников. Среди них не было никого ,кто получал бы удовольствие, мучая людей. Люди в допросной занимались тяжелой, неприятной, но необходимой работой. Только так и никак иначе...
Отсюда и такое внимание к "антуражу" и мрачным ритуалом. Часто сама процедура избавления от одежды, последующий пристальный и унизительный лекарский осмотр, с проверкой всех отверстий тела на предмет сокрытия там чего-либо, поиск магических меток, сигилов и оберегов на коже в самых сокровенных областях, и водружение на Стул Испытаний уже порождали у подследственного неудержимое желание рассказать ВСЁ! Но нет...
Прежде чем испытуемый начнет говорить для протокола, ему придется пройти хотя бы одну "ступень".
"Испытание водой" традиционно считалось легчайшим. Хотя многие здоровенные и грубые мужики парадоксально ломались на щекотке, вместе с контролем за собственным дыханием теряя и стойкость и волю к сопротивлению.
"Качество" полученных показаний, понятное дело, очень сильно зависели от искусства дознавателя мыслить и ставить вопросы, от самой стратегии расследования – что важнее: установление истины или признание? Потому и ценились дознаватели, прошедшие выучку Инквизиции, умеющие не обвинять, а находить истину.
***
Было видно, что приору Штрайке приятна похвала Тайного Советника, хотя складка между бровей выдавала ревнивое неудовольствие.
При всем уважении к мессиру Тайному Советнику, это его подвал, его Палата дознаний, и он тут целый приор, а не «постоять вышел». Но высказывать это Бирнфельду, который почему-то сам пожелал допросить служанку из таверны, приор Штрайке закономерно считал неразумным.
- Да, мессир, у нас тут все относительно недавно перестроено, – почтительно отвечал он. – Ремесленные цеха, на плечах которых стоит муниципалитет, уже два поколения в складчину содержат городскую школу. Дети цеховых мастеров и подмастерьев учатся два раза в неделю бесплатно. Письмо и чтение, арифметика и геометрия, законы Империи и Учение Единого. С тех пор, как учеников стали два раза в год приводить сюда на уроки закона, муниципалитет изыскал деньги, чтобы оборудовать Палату Дознаний до одиннадцатой ступени, взамен выторговав, что муниципальный френзик также может вести здесь дознание. Теперь у нас все по регламенту, надёжное и справное...
- Зачем?
- Простите? – приор недоуменно нахмурился.
- Зачем это магистрату? – повторил свой вопрос Тайный Советник. – Я понимаю, зачем цехам нужна школа – надо уметь подсчитывать прибыль. Но уроки в пыточной?
- Как заявил бургомистр, «в воспитательных целях». Преступлений в городе стало меньше, если кто и творит бесчинства - то пришлые или проезжие. Наглядные уроки – самые крепкие уроки.
- Однако виселица не пустует...
- Не пустует. Как и колодки у позорного столба, - согласился приор. - Всегда есть воры и пьяное смертоубийство, бродяги и разбойники на торговом тракте, жены, которые хотят избавиться от своих мужей, и мужья, слишком усердствующие в поучении жен уму-разуму. Люди есть люди, страсти людские никуда не делись. Однако, с тех пор, как муниципалитет дал разрешение общине Единого на открытие сиротского приюта, в городе не было ни одного дела по детоубийству. Бывает, проходит по несколько недель, когда двери палаты Дознаний не открываются.
- Да ты тут разленишься и разжиреешь!
Петерс ответил полупоклоном на шутку Тайного Советника.
- Интересный опыт. После моего отъезда отпиши в мою канцелярию докладную об доброй идее вашего бургомистра. И о взаимодействии с френзиком. Может, этим сможем заинтересовать и другие магистраты, - и мастер Питер сделал пометку в своей любимой записной книжке. - Но вернёмся к нашему делу. Обследование покойного закончили?
- Да, мессир. Следов магии не нашли. На его одежде следы благовоний с остаточным свечением – но это в порядке вещей, вы же знаете. Магия южан, обыденная...
- Да, знаю. Да, в порядке вещей – и, в то же время, не в порядке вещей. Вот не сочетается у меня образ мастера-пекаря с изысканными южными благовониями, зачарованными на стойкость аромата. Цеховой ремесленник - и халифатская извращенная утонченность...
- Пускай это не совсем обычно, но в его багаже и в комнате благовония были и именно их следы на его одежде. Лекарь же говорит, что если это и яд, то ему ни о чем подобном слышать не доводилось.
- Значит, сердце?
- Похоже на то...
- Послушаем девчонку. Прикажи вести ее...
- Уже ведут, мессир. Не желаете меду или вина, пока не начали?
- Пусть будет мёд, Петерс.
И инквизиторы заняли места за столом дознавателя. Рядом присел молчаливый писец для ведения протокола.
***
В то самое время, когда мастер Питер вспоминал себя в амплуа обычного дознавателя, допрашивая в подвале Агнессу, оба следопыта, призвав себе в помощь одного из подмастерьев местного ювелира и мастера-оружейника, увлеченно пытались извлечь из тайника в рукояти кинжала плотно слежавшиеся там бумаги. Дело шло туго во всех отношениях, даже с применением тоненьких ювелирных щипчиков.
И лишь когда Артур додумался вставить туда тонкую щепку и, медленно и бережно, накручивать на нее полоску бумаги, подтягивая вверх, мало-помалу