Следствие не затягивалось, суд не откладывался, решения принимались "по горячим следам", наказание совершалось незамедлительно.

Пострадал невиновный?

Единый рассудит!

В основе судопроизводства лежал расследовательский принцип, когда дознаватель (расследователь, френзик) проводил следствие в интересах Короны и народа, действуя в «общественных интересах», по заявлению, доносу, по факту или по собственной инициативе при наличии признаков преступления.

Дознаватель одновременно собирал и обвинительные и оправдательные доказательства в целях установления объективной истины, применяя пытки, как традиционные, эффективные и императорскими указами регламентированные инструменты дознания, и к свидетелям и к подозреваемым, не делая между ними принципиальной разницы.

Следователь, прокурор, адвокат, судья и криминалист в одном лице. Иногда – когда того требовали интересы следствия – и палач тоже. По ситуации.

Однако в городах обычно имелась допросная палата с необходимым оборудованием, удовлетворяющим имперским регламентам, и обученным персоналом. В небольших городах дознание обычно поручалось инквизиторам, в крупных – мог быть и муниципальный френзик, да и не один...

В расследовательском процессе и подозреваемый-обвиняемый и свидетели в равной степени являлись объектами исследования/расследования/дознания с полным отсутствием неприкосновенности. Сплошь и рядом случалось, что, вместо претерпевшего пытки и не признавшего своей вины ответчика, в руки ката попадал уже истец или заявитель, которому теперь в испытании надо было доказать, нет ли в его действиях оговора и корысти.

В делах «гражданских», бытовых, регламентировалось применение четырёх «стандартных» пыток – «четырех ступеней», общим признаком которых было лишь то, что они не были калечащими, не оставляли неизгладимого следа на телах тех, кто, хотя бы теоретически, мог быть оправдан.

В делах Инквизиции пытки применялись до седьмой ступени, в делах Короны – до одиннадцатой. И тут уж ни о каких ограничениях речь не шла…

Порядок и продолжительность применения испытаний четырех ступеней дознаватель определял самолично, исходя из своего опыта и потребностей ситуации. Продолжительность допроса имперские регламенты не ограничивали...

На допросе обычно присутствовал лекарь или целитель, задача которого состояла лишь в том, чтобы не допустить смерти испытуемого.

Утвержденные в Империи «четыре ступени» выглядели «милосердными» лишь на фоне «семи» и «одиннадцати», где отсечения пальцев и прижигания каленым железом стояли, соответственно, пятыми и шестыми. И если обвиняемых после седьмой ступени иногда выводили на публичную казнь, то после одиннадцатой истинным благодеянием было позволить испытуемому просто умереть…

«Четыре ступени» включали в себя «испытание водой» – когда испытуемому через воронку медленно, непрерывно и обильно лили в рот воду, заставляя его утробу мучительно раздуваться; «испытание веревкой» – когда веревочной петлей притягивали шею к связанным крест-накрест лодыжкам и оставляли в таком положении, от чего моментально наливались кровью глаза и живот сжимался в мучительных спазмах; и «испытание смехом» – щекоткой – которое может показаться снисходительным только тому, что сам не пребывал в этом мучительном состоянии.

Четвертая пытка – «бдение» – могла применяться и как самостоятельное испытание, и как метод лишить допрашиваемого сна и отдыха, заставить бдеть и размышлять над своим положением в промежутках между испытаниями.

Для этого у Стула Испытаний (тоже – регламентированное для всей Империи устройство) убирали сиденье, и испытуемой обнаруживал под самыми нежными своими местами заостренную вершину деревянной пирамиды. Над этим острием он и бдел в раздумьях, удерживая себя ногами, прикованными к ножкам стула. Но ноги очень быстро уставали, а соскользнуть в сторону было невозможно. Частенько "бдящего" просто оставляли в одиночестве, не тревожа в размышлениях. Почти всегда такие размышления способствовали искренности...

Это отсюда пошла имперская поговорка "правда неудобная, как верхушка пирамиды".

***

- А у тебя тут мрачно. Но ..., - мастер Бирнфельд внимательно огляделся, - очень разумно все устроено. Даже роскошно, если уместно так говорить.

***

Палата Дознаний была роскошно мрачной, без преувеличений. Инквизиция давно нашла «идеальное сечение» для обустройства и оборудования пыточной, которое подавляло само по себе, одним своим видом, самим своим наличием, просто присутствием подследственного в этом святилище страдания.

Отсутствие окон, мечущийся свет факелов, каменные стены в непонятных пятнах, высокие сводчатые потолки, теряющиеся в темноте, пылающий очаг с раскаленными решетками и инструментами. И в центре – Стул Испытаний – чудовищная конструкция из темного железа, угрожающая одним своим видом, своей безусловной функциональностью и целесообразностью.

Гладкое железное сиденье.

Массивные подлокотники и подголовник на высокой спинке.

Расстегнутые ремни и зажимы, как распахнутые пасти, ждущие жертву. Продуманная система, которая использовалась очень изобретательно.

Испытуемый мог оказаться "бабочкой на булавке" или "лисой в капкане", и биться всем телом, чувствуя и наблюдая, как превращается в кровавый фарш или обугливается его закованная рука или нога. Это было очень важно, чтобы испытуемый мог и ощущать и видеть одновременно.

А могло быть наоборот – накрепко зафиксированный всеми членами тела, как паралитик, не способный на малейшее