Узнав, что местный священник отправился в какую-то отдаленную деревню в сопровождении одного из миссионеров, мистера Гэллоуэя, чтобы встретиться с черкесами, мы обратились к мистеру Патерсону, находившемуся здесь с аналогичными обязанностями. Мы нашли его в цветущем саду, среди ульев, и я мог вообразить себя в Шотландии, судя по ухоженному виду сада и шотландскому произношению хозяина. Одной из главных целей нашего визита было важное дело. Осетинский слуга султана Каты-Гирея Крым-Гирея, которого мы взяли с собой из Симферополя, пожелал креститься, и меня попросили договориться с миссионерами о церемонии, при условии, что этот человек не изменит своего решения, когда мы прибудем в Карасс. Он по-прежнему намеревался стать христианином, но недавние распоряжения российского правительства помешали этому: больше не разрешалось крестить новообращенных из ислама без предварительного уведомления и соблюдения некоторых новых формальностей. Миссионеры намеревались ходатайствовать против этого порядка перед правительством, считая его очень вредным для интересов христианства. Что в результате получилось, я не знаю.

Погода стояла на редкость прекрасная. Щедро одарив казаков, мы раздобыли нужное количество лошадей и поднялись на Бештау, одну из самых знаменитых гор в этих краях. Дорога пролегала через прекрасный лес, а затем вошла в лощину, подъем через которую оказался достаточно трудным. Здесь мы оставили лошадей на попечение нескольких сопровождавших нас казаков и, взяв в руки ружья, пешком поднялись на гору вместе с проводником. Высота этой горы составляла около 3000 футов[179], и с того момента, как мы вошли в упомянутую лощину, нам потребовалось два часа, чтобы достичь ее вершины. Примерно до половины Бештау была покрыта лесом, а выше – желтая азалия в полном цвету, контрастировавшая своими прекрасными цветами с пурпурной анемоной. По пути в Георгиевск мы смотрели на Кавказские горы, «колыбель человечества», со смешанным чувством удивления и благоговения, но величественная картина, которая открылась нашему взору на вершине горы (погода была ясной, а небо лазурно-голубым), наполнила душу глубочайшим благоговением и восхищением. Вся цепь заснеженных гор между Эвксинским полуостровом и Palus Maeotis[180] поднимала свои почтенные головы к облакам и отражала лучи солнца, переливавшиеся всеми цветами радуги. Это зрелище напомнило нам того, кто сказал: «”Да будет свет”, – И стал свет». Под нами раскинулись, как на карте, Большая и Малая Кабарда и пять холмов, составлявших Бештау; Константиногорск и Подкумок, вытекавший из гор близ Кисловодска; на севере шотландская колония; несколько отдельных гор с разными названиями; деревни черкесов и ногайских татар; вдалеке Георгиевск и Ставрополь. Мы сели на вершине горы и с удовольствием созерцали один из самых величественных видов в Европе.

Горный пейзаж. Художник Л.Ф. Лагорио, 1868

Мы спустились с горы и быстро вернулись в Карасс, где нашли мистера Джека, готового принять нас в своем доме самым гостеприимным образом. Я был немало рад представившейся мне возможности присоединиться к семейным молитвам шотландского священника, столь удаленного от родной страны. Наше внимание привлекла горничная, говорившая по-русски, но каково же было наше удивление, когда нам рассказали, что эту черкесскую девочку купили у родителей, она получила образование в колонии и теперь была искренней христианкой.

6 июня мы рано прибыли в Константиногорск и отправили наши письма генералу Дебу[181], который оказал нам очень любезный прием. Мы нашли его умным и интересным человеком. Он приехал в Россию, когда ему было всего семь лет, и последние десять лет своей жизни провел в окрестностях Кавказа. В свободное время он писал интересное исследование под названием «О Кавказской линии и присоединенном к ней Черноморском войске, или Общие замечания о поселенных полках, ограждающих Кавказскую линию, и о соседственных горских народах. С 1816 по 1826 год». Он сообщил нам, что каждый четверг организовывалось сопровождение больных или путешественников из Константиногорска в Кисловодск, и был так любезен, что приказал выделить шесть казаков, с кем мы и отбыли.

В течение первых двадцати верст мы трижды меняли караул. Дорога пролегала по равнине, часто по берегам Подкумка. Так как нам вскоре предстояло въехать в ущелье, где была большая опасность нападения, младший офицер, командовавший небольшим редутом, хотел послать с нами десять солдат. От этого мы отказались, так как это могло задержать нас, но, к счастью, число наших казаков увеличилось до восьми. Предыдущая ночь была очень душной, а утро – удручающе теплым, и нас настигла сильная буря с ветром, дождем и сильными раскатами грома. Нам показали пещеру в известковой породе, где двадцать черкесов недавно погибли от удушья вследствие того, что разожгли костер, закрыли вход и легли спать. После петляния среди высоких гор, некоторые из которых казались мрачными и бесплодными, и прохождения нескольких небольших ручьев необходимо было перейти вброд Подкумок, течение которого, как мы обнаружили, было очень сильным. Когда мы пересекали его в карете, вода доходила лошадям выше подпруг, и возникла значительная опасность быть унесенными силой потока. Поскольку Подкумок часто менял свое течение, необходимо было осмотреться, прежде чем войти в него, так как он становился настолько узким и бурным, что дна не было видно. По берегам речушки Нарзан мы добрались до Кисловодска и поднялись в крепость, где комендант предложил нам две грязные квартиры, откуда мы с радостью сбежали. Один купец из Астрахани перевез оттуда восемь деревянных домов, каждый весом в 2000 пудов, все они были без мебели, но оказались отличным местом для проживания путешественников. В одном из них мы и устроились на ночлег.

Минеральные источники Аче-Су (Нарзан). Рисунок, конец XVIII века

Кисловодск находился за чертой российских владений, но русские полностью овладели соседними районами, возвели небольшой редут на возвышенности, подобный тем, что находились на линии Кубани, чтобы защищать жителей от вторжений черкесов, абазин и других горных племен. Кисловодск оказался унылым местом, окруженным безлесными холмами и горами. Прекрасными теплыми вечерами, когда долина наполнена весельем и музыкой, это могло бы вызвать другое впечатление, но во время нашего короткого пребывания оно показалось очень мрачным.

Минеральные источники, что текли с соседних гор, были давно известны и пользовались славой у местных жителей, которые называли их «Нарзан», или напиток героев, и татары называли их «Аче-Су», или кислая вода. Они были исследованы Ловицем[182], Палласом, Сухаревым[183] и, если я не ошибаюсь, также Гюльденштедтом[184] и Гленом. Совсем недавно они