части они казались вполне состоятельными и были так же хорошо одеты, как и все казаки, каких мы видели вдали от больших городов, в синие куртки, перевязанные поясом. Я вполне разделяю мнение доктора Кларка, что «черноморские казаки – это храбрый, но грубый и воинственный народ, не обладающий утонченностью цивилизованного общества, но с большой добротой сердца», готовый проявить гостеприимство к незнакомцам.

С заявлением профессора, что «они не похожи на донских казаков ни привычками, ни характером, ни внешними обстоятельствами», я должен не согласиться, потому что не обнаружил каких-либо заметных различий между этими двумя видами казаков. Правда, само название черноморских казаков поначалу внушало страх, но с первого момента, как мы очутились среди них, почувствовали себя вполне непринужденно и безопасно. Их внешний вид и поведение позволили нам обрести полную уверенность, какой никогда не было. Думаю, что черноморские казаки во многом похожи на донских, это мнение разделял и Кастельно. Вполне возможно, что они значительно изменили свои привычки за последние двадцать четыре года, то есть со времени визита Кларка.

А.П. Ермолов. Художник Д. Доу, 1812

Черноморская губерния на юге простирается от устья реки Лаба до впадения реки Кубань в Черное море, на севере и востоке она ограничена рекой, отделяющей от территории донских казаков, на западе – Черным и Азовским морями. Таким образом, протяженность территории составляет более 1000 квадратных миль. Хотя она известна под названием «Земля черноморских казаков», у которых даже была своя особая администрация, все же эта территория находилась под контролем российского правительства, и, без сомнения, за всеми их передвижениями тщательно следили российские офицеры на различных заставах вдоль линии обороны. До недавнего времени не только Тамань, но и вся земля этих казаков входила в состав правительства Тавриды или Крыма и находилась под надзором герцога де Ришельё и его преемника графа Ланжерона. Но совсем недавно она стала частью Кавказской губернии и находилась под опекой смелого и деятельного генерала Ермолова[166], о ком у нас еще будет случай поговорить в другой части этой книги.

Число казаков, поселившихся на Кубани в 1792 году, составляло, я полагаю, около 15 000 мужчин, и, по-видимому, это число было почти неизменным в течение последних двадцати лет. В 1804, 1813 и 1818 годах, по данным русских писателей Щекатова и Всеволожского, оно составляло 14 500 человек. С тех пор как они поселились здесь, больше не давали обета безбрачия, и среди них появились женщины, но их было немного, поэтому, видимо, население не росло. Вокруг простиралась плодородная земля, правда, ее мало возделывали. Вокруг были раскиданы многочисленные деревни, и ни в коем случае ее нельзя назвать пустынной, как обычно себе представляют.

1 июня мы выехали из Екатеринодара в два часа ночи, ехали целый день не останавливаясь и вечером добрались до Тимирязевки, где отобедали. На западе, когда мы проезжали вдоль высоких берегов Кубани, день был облачный, горы Черкесии были полностью скрыты туманом, а на востоке ничего не было видно, кроме бесконечной равнины, покрытой высокой травой. Деревни Усть-Лабинская, Ладожская, Тифлисская, Казанская, Кавказская и Темижбекская оказались похожими друг на друга. Дорога по большей части была ровной, и мы снова увидели многочисленные курганы по обе стороны, некоторые из которых на берегах реки служили часовым вместо вышек, а внутренние арки были превращены в конюшни.

Если наличие сотен курганов в степях за Киевом, по всему югу России, в Крыму, на Кубани и, согласно сообщениям путешественников, также в Валахии и Молдавии – все это могильные склепы древних жителей, то это может говорить о значительном населении в отдаленные века. Но есть основания полагать, что многие из них были возведены различными племенами татар. Такие курганы также встречаются, хотя и редко, даже в окрестностях Москвы. Несколько лет назад, когда в Остафьеве, в поместье князя Вяземского[167], одного из самых выдающихся ныне живущих поэтов России, всего в семнадцати милях от столицы, я хорошо помню, как видел два кургана, которые, по мнению этого дворянина, были обязаны своим происхождением татарам.

Мы нашли хороших лошадей, и нас сопровождала охрана из трех, четырех или пяти казаков, менявшихся на пикетах, поэтому мы быстро продвигались вперед.

Оборона Кавказской линии черноморскими казаками заканчивалась у Редутского поста, а затем переходила к гребенским казакам, являвшимся потомками донских, которые укрылись в Черкесии после восстания и поселились возле скалы, похожей на гребень, откуда и получили свое название. Здесь мы увидели такие же земляные крепости, пикеты и вышки, как и у черноморских собратьев, но у последних они были построены гораздо лучше. Постовые на вышках напоминали Симеона Столпника[168] и стояли как статуи, когда мы проскакали мимо них на полном скаку, они даже не удостоили нас взглядом, хотя две кареты, ехавшие вместе по этой дороге, – довольно редкое зрелище. Так как казаки были заранее предупреждены о нашем приближении, у них было время сделать все приготовления к нашему приему. Скорее всего, они приняли нас за военных офицеров и хотели своей неподвижностью показать большое усердие.

Крепость Усть-Лабинская – одна из самых больших и важных на Кубани, она построена по образцу екатеринодарской. Полковник фон Бен, немец, сообщил, что под его командованием иногда находилось от двух до восьми батальонов русской пехоты, помимо корпуса из 100 или 200 казаков, которые время от времени должны были держать в страхе своих беспокойных соседей. Бандиты переправлялись ночью через Кубань на своих лодках и прятались в тростниковых зарослях на болотах, пока не представлялась подходящая возможность утащить добычу или напасть на путешественников. Конечно, опасность на этой границе была значительно уменьшена бдительностью войск и суровым наказанием, которое получили горцы.

Во время дневной поездки среди множества диких растений невозможно было не поразиться изобилию прекрасной фраксинеллы и ковыля. 2 июня мы покинули наши жилища в ранний час и поехали через однообразную местность и мрачные деревни, единственным украшением которых были церкви. Было три дороги, по каким мы могли приблизиться к Ставрополю, и выбрали самую короткую, она привела нас к пустынным берегам Кубани. Часть губернии, более удаленная от грабителей, была покрыта садами, хорошо возделывалась, и везде встречались многочисленные деревни. После Новотроицкого ландшафт стал более разнообразным, и вскоре появились холмы и долины, усеянные карликовыми деревьями, особенно дубами и кленами. Чем ближе мы подъезжали к Ставрополю, тем интереснее становился пейзаж. Чтобы въехать в город по лучшей дороге, мы сделали крюк и миновали прекрасную лощину, богато поросшую лесом и кустарником.

Ставрополь –