года. Генерал Власов[164], получив разведданные о том, что бандиты вот-вот спустятся, сделал все приготовления, чтобы оказать им теплый прием. Они переправились через Кубань, благополучно высадились и продвинулись на небольшое расстояние, когда прозвучал пушечный выстрел как сигнал к атаке. Тем временем все склады хвороста вдоль реки были охвачены пламенем, и стреляли пушки ближайших крепостей. Среди черкесов началась ужасная паника и замешательство. Их было всего 3500 человек, из которых спаслось только 500 на своих лодках. 2000 человек были убиты, ранены или взяты в плен, кроме тех, кто утонул, так что поражение было полным. Несмотря на это, не более чем за пять недель до нашего прибытия небольшой отряд этих смелых мародеров переправился через Кубань и захватил двух человек с целью получить пленных для обмена с русскими. Полковник Бабаедов, однако, говорил, что «октябрьское дело» дало черкесам весьма серьезный урок, а до этого они постоянно совершали набеги и причиняли большой вред казакам, угоняли лошадей, крупный рогатый скот, мужчин, женщин и детей.

М.Г. Власов. Неизвестный художник, конец XVIII века

В Копыле мы пересекли Черную Протоку, которую лучше назвать Грязной Протокой, потому что вода была точно такой же, как в мергелевых карьерах. Это была не очень широкая река, но очень глубокая, и текла по ровной местности к Азовскому морю, в то время как Кубань уходила в сторону и затем к Черному морю. Экипажи были размещены на пароме, образованном из двух лодок, соединенных досками. В Копыле охранник оставил нас. Когда мы были в Мышатовской станице, то попросили охранника, но офицер сказал, что в этом нет необходимости. Поскольку мы подозревали, что не доберемся до Копанской до наступления темноты, дали ему деньги, и наше желание было мгновенно исполнено. Нас задержали в дороге, и мы прибыли, когда было уже совсем темно, на убогую станцию, где нам пришлось скоротать ночь. Помещение, куда мы вошли, вполне можно было назвать черной комнатой, полной отвратительных насекомых, некоторые были огромных размеров. Она была заполнена спящими казаками, накрытыми шубами, одеялами и тряпьем, и чьи ружья, пистолеты, сабли и пояса были развешаны по стенам. Ни стола, ни стула найти не удалось, и в десять часов вечера мы с трудом раздобыли дрова, чтобы приготовить ужин. Наша трапеза была разложена на доске, отведав ее, мы удалились в свои экипажи на несколько часов отдохнуть.

Отсюда мы не взяли с собой охрану и отправились в ранний час, когда шел сильный дождь. Колеса одного из экипажей подломились, без сомнения, из-за аварии во время поездки по болотам. Мы оставили наших слуг и кучеров присматривать за ним, один из нас стал управлять лошадьми, и вскоре добрались до Екатеринодара. Мы отправились прямо в дом полковника Матвеева[165], атамана черноморских казаков, и вручили наши рекомендательные письма. Начальник полиции, который был с ним в это время, немедленно приказал предоставить нам жилье. Не имея возможности купить колесо, мы послали лошадей и людей, чтобы помочь в продвижении кареты. По приказу атамана капитан поручил своим людям изготовить новое колесо, что они сделали на удивление хорошо и по умеренной цене к полудню следующего дня. Наше пребывание здесь дало нам достаточно времени, чтобы изучить все, что связано с Екатеринодаром.

На заставе мы обнаружили несколько черкесов, которые обменивали меру ржи на меру соли. Мы договорились о встрече с черкесским князем и его свитой, а также с некоторыми простыми людьми на следующий день. Наше послание прозвучало бы очень странно для них, поэтому переводчику было предложено сообщить, «что четыре итальянских и британских джентльмена, прибыв в Екатеринодар, хотели бы побеседовать с ним и преподнести ему несколько пустячных подарков». На следующее утро, точно в назначенное время, он прибыл и прождал нас четверть часа из-за ошибки. Князь по имени Паши Мех-мед Хаджемко, два его сына, Шерет Лук, восьми лет от роду, и Аланчерай, семи лет, мулла Мехмед Хатун, два мурзы и около двенадцати человек свиты – все были в форме и хорошо вооружены. Кроме того, было собрано несколько мальчиков и много черкесских купцов. После обычных приветствий, с помощью нашего переводчика, у нас состоялась беседа с князем и муллой. Князь был высоким, хорошо сложенным мужчиной около сорока лет, с лицом простым, но веселым. Его высокомерные манеры сильно удивили нас. Шапка была сделана из кожи в форме купола и окаймлена черной овчиной. Верхняя одежда, сшитая наподобие мундиров казачьих офицеров, была темного цвета в полоску, а поверх нее – кольчуга. Все это прикрывало что-то вроде белой льняной туники. Руки были защищены доспехами, посеребренными и позолоченными, а на запястьях украшенными иным образом. Под ними виднелись рукава, доходившие до середины кисти. Его синие панталоны были расшиты серебром и стянуты на коленях красными кожаными подвязками, а сапоги из красной и желтой кожи – чрезвычайно длинными, заостренными и туго зашнурованными. В правой руке князь держал черкесский кнут с короткой рукояткой, обтянутой кожей, который заканчивался расширением в форме сердца, красным с одной стороны и желтым – с другой. Такое орудие превосходно рассчитано на то, чтобы издавать сильный звук, ударяясь о бока лошади. Нам разрешили осмотреть его лук, колчан, полный стрел, и саблю, а пистолеты остались в кобуре при седле на другом берегу Кубани.

Сабля оказалась дамасской работы и очень красивой, но ее рукоять, сделанная из слоновой кости, была украшена длинными и острыми выступами, похожими на зубы, так что нам пришлось надеть перчатки, прежде чем взять ее в руки. Сыновья князя были одеты просто, в черкесском стиле. Мулла носил белый тюрбан, широкую ниспадавшую алую мантию, желтые сапоги и саблю. Свита была хорошо одета и отлично вооружена. Как обычно, их ружья находились в чехлах из козьих шкур, мехом наружу, которые имели очень привлекательный вид. Черкесы-купцы по большей части были плохо одеты и имели достаточно дикий вид.

Мы положили красный сафьян из Карасубазара и несколько наборов английских иголок перед князем; две пары татарских башмаков с орнаментом и пару мячиков – перед его сыновьями; перочинный нож, несколько карандашей и бумагу – перед муллой и маленький желтый кожаный мешочек – перед каждым из присутствующих – все они были радостно приняты. Особенно иголки и карандаши доставили огромное удовольствие. Затем мы подбросили в воздух несколько красных кожаных ремешков с серебряными пряжками, и началась общая драка, причем мужчины проявляли такое же рвение, как и мальчики, в борьбе за добычей. Наше любопытство часто вызывало смех,