Шрифт:
Закладка:
– А я зачем влез в долги, отправляясь в поход? Где я возьму золото, чтобы выкупить свой замок!
– А я оставил при смерти своих родителей! И для чего?
– Проклятые византийцы нас обманули!
Полководцам и епископу Адемару едва удавалось удерживать воинов от открытого бунта, напоминая, что пришли они сюда в первую очередь для того, чтобы освободить Гроб Господень…
Эти увещевания немного снизили накал страстей, однако вера в византийцев как в добропорядочных союзников была подорвана.
Татикий, желая загладить своё вероломство, прислал каждому из наших предводителей по сундуку с золотом и пообещал снабдить всё крестоносное воинство лошадьми. Но его клятвам верилось с трудом.
Снова начались споры между командующими о дальнейших действиях.
Первыми ушли из-под стен Никеи армии Боэмунда Тарентского и герцога Нормандского. Они решили двигаться к Иерусалиму самостоятельно.
Наше войско и рыцари Готфрида Бульонского всё же задержались, ожидая обещанных лошадей. Без них переход по пустыням Сирии был невозможен.
В один из дней меня пригласил в свой шатёр граф Раймунд.
С ним была супруга. Графиня Эльвира Кастильская сопровождала графа в походе, но на людях показывалась не часто. Говорили, что графиня ждёт ребёнка.
Граф Раймунд, поприветствовав меня, объявил:
– Графиня желает отправиться на городской рынок. Говорят, он лучший во всей Малой Азии. Вам, сеньор рыцарь, доверяю право сопровождать её, тем более вам это не внове…
Я склонил голову, благодаря своего сюзерена за оказанное доверие.
– Возьмите с собой восемь воинов… – распорядился он. – Мечи и копья брать не надо. Но кольчуги под плащи всё же наденьте, и кинжалы пусть будут при вас… Кроме того, у меня к вам будет особое поручение. – Тут мне показалось, что в глазу графа Раймунда зажёгся хищный огонёк. – Не привлекая к себе внимания, исподволь понаблюдайте, как организована охрана у ворот…
Через час мы были в Никее.
По городу расхаживали дозоры из византийцев и турок. Диковинно было видеть вчерашних врагов, мирно шагающих рядом и оживлённо беседующих между собой.
Рынок поразил меня своими размерами и обилием товаров: пряности и разноцветные ткани, мясо и рыба, ранние овощи и вяленые фрукты прошлогоднего урожая, подносы и кувшины из серебра и золота, восточные сладости…
Всё это наперебой предлагали торговцы в цветастых одеждах: византийцы, турки, армяне, греки, персы, иудеи и вездесущие генуэзцы. Между рядами толклись горожане и пришлые люди. Они рассматривали товары, приценивались, торговались, спорили. Из таверн доносился гортанный говор, звуки свирелей и флейт, в воздухе витали запахи жареного мяса, ароматы свежеиспеченного хлеба, пряностей, так, как будто и не было полуторамесячной осады.
Настороженно поглядывая по сторонам, мы медленно двигались среди этой разноликой и разноязыкой толпы. Трое воинов могучими плечами прокладывали нам дорогу, за ними шли Эльвира Кастильская и я. Замыкали шествие остальные воины.
– Вы сильно изменились, граф Джиллермо, – заметила Эльвира.
– Наверное, ваша светлость.
– Супруг говорил, что вы храбро сражались с неверными.
– Повелителю виднее.
– Ах, не скромничайте… Вы настоящий храбрец.
Щеки мои вспыхнули от неожиданной похвалы.
– Граф Раймунд для всех нас – образец настоящего воина…
Эльвира улыбнулась:
– Вы к тому же научились говорить с дамой… Неужели это уроки славного виконта Транкавеля? Ах, как мне порой не хватает его советов!
Общения с мудрым виконтом Транкавелем не хватало и мне. Я успел привязаться к нему за время нашего путешествия по Пиринеям. Граф Раймунд не взял виконта с собой в поход, оставив своим наместником в Тулузе.
– Есть ли какие-то известия от господина Транкавеля, ваша милость? – поинтересовался я.
Но Эльвира уже не слушала меня. Она остановилась у лавки с тканями и неторопливо перебирала разноцветные материи, парчу и шелка, разглядывая их на свет. Отрез голубого шёлка, оказавшийся в её руках, живо напомнил мне о вуали, хранимой мной у сердца.
О Филиппе, о моей Прекрасной Даме, я намеренно старался не вспоминать во время похода, чтобы не завыть от тоски, как волк в зимних горах…
Эльвира как будто прочитала мои мысли. Она вдруг повернулась ко мне:
– Виконт написал государю, что герцог Гийом и Филиппа тоже ждут наследника…
Ошарашив меня этой новостью, графиня тут же обратилась к подобострастно улыбающемуся ей торговцу в высоком тюрбане и, перстом указав на золотистый шёлк и синюю парчу, приказала по-арабски:
– Отмерь мне по три паса ткани из этого тюка и два – вот из того.
В лагерь мы вернулись только к вечеру.
Проводив графиню Эльвиру к её шатру, я поужинал и улёгся спать.
Мне приснилась Тулуза и замок графа Раймунда, в котором я никогда не был. Но во сне я увидел его так отчётливо, словно прожил в нём всю жизнь.
Замок окружила вражеская армия. К стенам приставлены длинные лестницы. По ним карабкаются воины. Баллисты, катапульты и требушины забрасывают осаждённых камнями и сосудами с зажигательной смесью. Нападающие тараном взламывают ворота, захватывают главную башню.
Один из врагов, в дорогих, инкрустированных золотом доспехах, срывает с древка стяг графа Раймунда и водружает вместо него свой… Ветер раздувает, разворачивает полотнище.
На алом фоне трепещет золотой лев со вздёрнутой вверх лапой! Это герб Аквитании. Рыцарь снимает шлем, и я узнаю его. Это герцог Гийом Аквитанский.
Лицо герцога искажает злобная гримаса, он хохочет и топчет стяг Раймунда.
«Как же так! – сжимается моё сердце. – Гийом – родственник и союзник графа Тулузского!»
Тут наплывает тьма. Яркой вспышкой из неё проступает лицо герцогини Филиппы.
Она сидит в одной из комнат замка в образе Мадонны с младенцем на руках…
Звучит красивая музыка. Вдруг музыка замолкает, образ Мадонны тускнеет. Через миг Филиппа уже – не в белых одеждах Богоматери, а в сером монашеском одеянии. По её щекам текут кровавые слёзы.
Стены комнаты сжимаются, превращаясь в келью… Ребёнка на руках у герцогини теперь нет. Филиппа стенает и зовёт своего сына! Но мне слышится, что она произносит моё имя…
4
Утром я явился к графу Раймунду с подробным отчётом о нашем посещении Никеи. Мне было что доложить ему о числе стражи у городских ворот, о времени смены караулов и о встреченных патрулях.
Граф поблагодарил меня за усердие, но доклад слушать не стал.
– Мы выступаем! – оборвал меня он. – Лошади прибудут к полудню. Татикий, должно быть, опасаясь повторного штурма, затягивать с выполнением своего обещания не стал…
Я, удручённый тем, что мои наблюдения не пригодились, вышел от графа. Вскоре византийские погонщики пригнали к лагерю большой табун разномастных лошадей. Оруженосцы тотчас бросились ловить коней для своих рыцарей.
Пако заарканил