Близ Гераклеи состоялась ещё одна большая битва с сельджуками.

Мы снова одержали в ней победу и вышли к хребту Антитавра, который проводники-греки называли «горами дьявола».

Но не зря говорят, что нельзя всуе поминать нечистого. Не успели мы войти в горы, как начались нескончаемые дожди. Горные тропинки размыло. Двигаться по ним стало смертельно опасно.

Я видел однажды, как в бездну сорвалось несколько лошадей и мулов, связанных одной верёвкой. Падая, они увлекли за собой повозку и людей.

Путь по каменистым уступам наверх казался нескончаемым. Многие из воинов, обессилев, побросали свои доспехи и щиты. Свирепые ветры и стужа пронизывали нас до костей. Начались болезни. Они уносили каждый день десятки жизней…

Но, к моему великому изумлению, в нашем войске царило воодушевление.

Воины еле передвигали ноги, но поддерживали друг друга, говоря:

– Мы уже на земле Сирии! Мы не проиграли ни одного сражения…

– Да! Если от нас бежала армия непобедимого султана Кылыч-Арслана, неужели нас остановят какие-то горы?

Слушая их, я тоже утверждался в благополучном исходе нашего Крестового похода: «А ведь правда! Господь на нашей стороне! Мы, несмотря ни на что, идём вперёд. Ещё немного усилий, и преодолеем этот проклятый перевал. Остаётся рукой подать до сирийской столицы. Милостью Божьей, мы непременно возьмём и Антиохию. А там один за другим освободим все сирийские города от „неверных“ и, наконец, победоносно завершим наш поход в Иерусалиме…»

5

В октябре 1097 года от Воплощения Господнего мы вступили в долину реки Оронт и приблизились к Антиохии.

Поначалу всё складывалось весьма успешно. Посланный графом Раймундом авангард с ходу захватил Железный мост через реку. Мы переправились и встали лагерем у стен сирийской столицы, заняв место от Собачьих ворот до Корабельного моста.

Слева от нас, вплоть до ворот Святого Павла, расположились воины Роберта Нормандского и Боэмунда Тарентского, а справа, ближе к воротам Дюка, ратники Готфрида Бульонского.

Граф Раймунд, со свойственной ему решительностью, предложил союзникам незамедлительно, пока защитники города не опомнились, пойти на штурм, но остальные вожди воспротивились, посчитав это предприятием опасным.

Даже герцог Бульонский, прежде всегда поддерживающий графа Раймунда, заявил, что его воины начнут штурм не раньше чем прибудет подкрепление из Франции.

В нежелании начинать штурм сквозил только один вопрос: кто будет владеть Антиохией?

Накануне пришло известие, что граф Балдуин захватил Эдессу и провозгласил там своё графство. Эта новость усилила противоречия между остальными.

«Если графу Балдуину позволительно владеть Эдессой, то почему бы мне не завладеть Антиохией?» – так рассуждали все.

Антиохия действительно была лакомым куском. Разглядывая сирийскую столицу с вершины ближайшей горы, я убедился в этом.

Белокаменный, просторный, с прямыми улицами и широкими площадями, город весь утопал в виноградниках и фруктовых садах.

Граф Раймунд, который бывал здесь, рассказывал нам:

– Господа рыцари! Перед нами город прекрасных дворцов и храмов, великолепных мастеров – ювелиров, стеклодувов, ткачей, строителей и художников. По его улицам текут арыки с прозрачной водой, на площадях бьют круглый год роскошные фонтаны… А местные бани! О, таких бань, как здесь, во всём Средиземноморье не найти…

Впрочем, пока нас больше интересовали не бани, а укрепления Антиохии. Двойное кольцо стен и более четырехсот башен с узкими бойницами окружали город. Стены, возведённые ещё императором Византии Юстинианом, были столь широки, что по ним могла проехать упряжка из четырех лошадей. Крутые горные склоны, на которых возвышались эти укрепления, сами по себе являлись неодолимым препятствием. Наконец, внутри самой столицы находился ещё один оборонительный рубеж – неприступная цитадель.

Поэтому в осторожности, которую проявили наши союзники, была своя логика и здравый смысл: за время похода ряды нашего воинства так поредели, что мы, расположившись вдоль стен, не смогли даже охватить Антиохию со всех сторон, и контролировали только четверть её периметра.

Поразмыслив, граф Раймунд тоже отказался от немедленного штурма и согласился ждать.

Так началось многомесячное стояние у стен Антиохии, где война явила нам себя с самых гнусных сторон.

Помню, дядюшка-епископ наставлял меня перед походом:

– Готовясь к наступлению или обороне, лучше посчитай врага сильнее, чем он есть. Пренебрежение к врагу уподобляет воина скряге, который, сберегая лоскуток, портит всё платье. И ещё одно правило: не уповай, что воинская удача навсегда возлюбила тебя. Достигнув успеха, не расслабляйся, жди ответного удара. Победа в конце концов достаётся тому, кто окажется умнее, расчётливее и терпеливей…

Но одно дело – слушать наказы, и совсем иное – собственный горький опыт.

Первые недели пребывания у Антиохии напоминали праздник. Еды и воды, мяса и овощей, местного вина и фруктов было в изобилии. Мы отъедались и отсыпались, набирались сил после тяжёлого пути. Гарнизон Антиохии, возглавляемый эмиром аль-Яги-Сианом, нас не беспокоил, так что мы даже часовых перестали выставлять.

Но вот начались осенние затяжные дожди, а следом пришла зима – необычно суровая для этих мест. Она принесла в наш лагерь новые болезни и голод.

Боэмунд Тарентский и Роберт Фландрский со своими воинами отправились за продовольствием и фуражом.

Воспользовавшись их отсутствием, в одну из дождливых ночей Яги-Сиан напал на наш лагерь.

Ров, который мы выкопали вокруг палаток, оказался ненадёжной защитой.

Турки действовали в своей излюбленной манере: напали на спящих и устроили резню, в которой я и сам чуть не погиб.

Чуткий Пако услышал, как турецкий воин кинжалом разрезал полог шатра, и встал у него на пути, по сути закрыв меня собой. Я бросился ему на помощь и заколол турка. Но Пако был ранен.

– Рана небольшая, сеньор! – простонал он. – Спасайте графа Раймунда…

Я выбежал в ночь. Вокруг пылали шатры. Звенела сталь. Раздавались брань и возгласы умирающих. Прокладывая себе дорогу мечом, я двинулся к шатру нашего предводителя, но увяз в сече.

К центру лагеря я смог добраться лишь тогда, когда турки, так же внезапно, как напали, отступили.

Дождь, ливший всю ночь, прекратился. Занялся серый рассвет. Узкая полоска багряной зари делала его похожим на окровавленную повязку, обмотавшую истерзанную землю.

Граф Раймунд, по счастью, оказался жив. Он встретил меня у входа в шатёр в покрытой бурыми пятнами тунике, с мечом в руке. Лицо графа искажала гневная гримаса.

– Я потерял сына… – глухо произнёс он. – Госпожа испугалась… истекает кровью… Приведи скорей лекаря.

Я побежал за эскулапом и отвёл его к графскому шатру, а сам вернулся к Пако. Он лежал там, где я его оставил – посреди шатра. Мне стоило немалых усилий поднять его обмякшее тело и перетащить на постель.

Наскоро перевязав оруженосца, как сумел, я снова вернулся