Шрифт:
Закладка:
Лекарь сорвал с Пако мои бинты и рубаху, промыл и осмотрел рану, смазал мазью, от которой исходил запах гнилого болота, и заново сноровисто перевязал её.
Во время этих манипуляций я обратил внимание на пять родинок, расположенных на животе моего оруженосца в виде креста. У меня возникло смутное ощущение, что однажды я уже видел такие же родинки, но когда и у кого – вспомнить не смог…
– Рана глубокая, но ваш оруженосец поправится! – сказал лекарь, получая золотую монету за труды, и это была, пожалуй, единственная добрая весть в этот день…
Провожая лекаря, я поинтересовался:
– Как здоровье её светлости графини Эльвиры?
Лекарь только руками развёл:
– Её жизнь в руках Господа! Будем молиться, чтобы она поправилась…
Ночная вылазка турок как будто развязала мешок с бедами. Несчастья – одно за другим – посыпались на нас.
Вскоре от неведомой хвори слёг граф Раймунд, и наше войско осталось без полководца. Ни с чем вернулись отряды Боэмунда Тарентского и Роберта Фландрского. Им преградило дорогу войско султана Дукака Мелика.
К середине зимы голод стал нестерпимым. В лагере поели всех мулов и принялись за боевых коней. Мне с трудом удавалось спасать от голодных крестоносцев Султана, но походной лошадью всё же пришлось пожертвовать.
Дошло до того, что нескольких воинов застали за поеданием человечины…
Точно в наказание за такой грех, начался страшный мор, унесший с собой едва ли не каждого пятого в нашем войске. Появились дезертиры. Первыми покинули лагерь Пётр Пустынник и виконт Гийом Плотник. Их догнал и силой оружия принудил вернуться назад рыцарь Танкред.
А вот графа Шартрского, любящего прихвастнуть своими подвигами, догнать и вернуть в лагерь так и не удалось. В насмешку над своим гербом, где изображён рыцарь, скачущий в бой, он в одну из ночей малодушно сбежал из-под Антиохии вместе со своими воинами.
Наконец, нас покинули византийцы во главе с Татикием.
Поговаривали, что Татикия подбил на побег Боэмунд Тарентский. Он в доверительной беседе убедил посланника императора, что его, дескать, подозревают в сговоре с сельджуками и готовятся обезглавить.
Воспользовавшись отъездом византийцев, Боэмунд объявил себя главным в крестоносном войске. Возразить ему никто не решился. Граф Раймунд и Готфрид Бульонский, которые могли бы это сделать, на совете вождей отсутствовали – оба тяжко болели. Но и избрание Боэмунда главнокомандующим ничего не изменило. И мы, и наши противники, точно пребывая в зимней спячке, чего-то выжидали.
В марте в гавань Святого Симеона прибыл английский флот. Бывший король Англии Эдгар Этлинг привёз на своих кораблях бревна для осадных башен, несколько катапульт и более тысячи новых пилигримов, горящих желанием отвоевать Гроб Господень. Из брёвен тут же соорудили несколько осадных башен, с помощью которых перекрыли одну из дорог, позволявших подвозить в Антиохию припасы.
В апреле прислал своих послов к Боэмунду султан Египта. Он предложил заключить мир и союз против сельджуков. И хотя переговоры закончились ничем, так как Боэмунд и другие вожди не рискнули заключать союз с неверными против неверных, но сам приезд послов несколько приободрил наше истощавшее и павшее духом воинство.
Но эта радость была недолгой.
Уже к маю пришла весть, снова повергнувшая нас в уныние: из Хоросана на помощь Антиохии выступил Кербога – могущественный эмир Мосула. Его армия, к которой примкнули воины эмиров Алеппо и Дамаска, отряды из Персии и Месопотамии, в десятки раз превосходила наше войско. Если к этому добавить гарнизон Антиохии, то мы оказались как пригоршня зёрен между жерновами молоха. И эти жернова грозили неотвратимо перемолоть нас в прах.
Перед лицом новой угрозы Боэмунд Тарентский созвал совет. На этот раз прибыли все военачальники, даже граф Раймунд и герцог Бульонский, всё ещё чувствующие себя нездоровыми, нашли возможность подняться с постели.
– Если до прихода Кербоги не возьмём Антиохию, мы все погибнем! – произнёс то, что и так было очевидно, князь Боэмунд.
– Что вы предлагаете, князь? – сухо спросил его граф Раймунд, кутаясь в меховой плащ. Его всё время знобило.
Боэмунд ответил загадочно:
– Не все победы Бог даёт одержать силой оружия, – сказал он. – То, что недостижимо в бою, нередко дарит слово, приветливое и дружеское обхождение с теми, кого мы считаем своими врагами…
– К чему вы клоните, князь? Говорите прямо! – раздались нетерпеливые голоса.
– И верно, не будем понапрасну терять время, друзья, – Боэмунд победоносным взором обвёл собравшихся, – надо до прихода Кербоги разумными и мужественными действиями обеспечить себе спасение. Я знаю, как взять город, и сделаю это, но при одном условии: обещайте, что после победы Антиохия будет принадлежать мне.
Неожиданное предложение князя вызвало ропот:
– Что толку делить шкуру неубитого медведя?
– Почему мы должны уступить Антиохию вам, князь? И что мы, сделав это, скажем императору Алексею?
Но в гвалте, уподобившем совет рыночной сваре, раздавались и здравые голоса:
– Кербога совсем близко!
– Надо довериться князю Боэмунду!
– Говорите, что вы придумали, князь!
Стараясь перекричать остальных, возвысил голос племянник Боэмунда Танкред.
– Какое-то время у нас ещё есть! – ободряюще объявил он. – Мои лазутчики доносят, что Кербога повернул на Эдессу. Должно быть, он решил первым делом отбить её у Балдуина…
– Это даёт нам шанс взять Антиохию! Если вы согласны уступить город мне, давайте действовать по намеченному плану! – подвёл итог князь Боэмунд.
…Три недели Кербога потратил на штурм Эдессы и, так и не сумев взять её, повернул к Антиохии. Но он опоздал: третьего июня Боэмунд поднял своё знамя над дворцом Яги-Сиана.
Крестоносцы передавали из уст в уста рассказ, как князь захватил город.
Оказывается, хитроумный Боэмунд давно вёл тайные переговоры с начальником одной из оборонительных башен, имеющей название «Две сестры». Это был армянин по имени Фируз, некогда принявший магометанскую веру и взявший новое имя аз-Заррад. Некоторое время он даже пользовался доверием и покровительством эмира Яги-Сиана. Но эмир был строг и за какую-то провинность прилюдно отхлестал аз-Заррада плетью. Аз-Заррад решил отомстить.
Грозовой ночью он спустил с башни кожаную лестницу. Князь Боэмунд с несколькими воинами взобрались на стену, перебили охрану у ворот и запустили в город крестоносцев. Предатель аз-Заррад в одно мгновение снова превратился в Фируза. Вместе со своими земляками-армянами он разыскал эмира Яги-Сиана и обезглавил его. Голову эмира надели на копьё и выставили на всеобщее обозрение на главной городской площади.
Когда мы к исходу дня вошли в Антиохию, зловонный дух смерти витал повсюду. Он не давал вдохнуть полной грудью. Все улицы и площади были завалены телами убитых мужчин,