Шрифт:
Закладка:
Граф явно преувеличивал. Меня охватило раздражение: так, наверное, ведёт себя тот, кто в битве старается держаться позади героев. Я с трудом сдерживался, чтобы не сказать графу что-то резкое.
– Вы знаете, мой юный друг, какой главный трофей нам достался? – самозабвенно вещал граф. – Султан Арслан так верил в свою лёгкую победу, что заготовил несколько повозок с верёвками, которыми собирался вязать нас с вами! Как же мы смеялись, обнаружив эти верёвки! Кстати, граф Раймунд приказал пустить их на изготовление баллист. За ночь сделали целых пять штук! И теперь с их помощью забрасывают головы убитых турок за стены Никеи! Пусть трепещут нечестивцы, зная, что каждого ждёт такая же участь!
Я подумал, что граф столь же безумен, как и его сын, фантазия его переходит все грани здравого смысла. Однако и рассказ про обоз с верёвками, и известие об устрашении осаждённых при помощи заброшенных через стены голов их соплеменников оказались чистой правдой. Верёвки султана и впрямь пригодились и для изготовления метательных орудий, и при строительстве осадной башни, о необходимости которой говорили накануне на совете у графа Раймунда.
Эту башню – громадину высотой в семь туазов, каждый из которых равнялся почти трём локтям, – в течение нескольких дней сооружали из досок и брёвен, ради которых пришлось разобрать десяток домов в округе.
При помощи упряжки из сорока волов и мощных деревянных катков построенную башню медленно подвезли к уязвимому участку крепостной стены и уже вручную, при помощи лебёдок, придвинули к вражескому укреплению вплотную.
Осаждённые всё это время обстреливали нас зажжёнными стрелами. Но стены башни покрывали воловьи шкуры, обильно смоченные водой.
На нижнем её ярусе размещался тяжёлый таран с металлическим наконечником, на втором и третьем – арбалетчики и воины с крючьями для сбрасывания осаждённых вниз. А на самой верхней площадке, возвышающейся над стеной Никеи, стояла небольшая баллиста, непрестанно швыряющая в противников камни и зажигательные снаряды, наполненные «греческим огнём». Здесь же находился в поднятом положении деревянный перекидной мост. Он служил временным укрытием для обслуги баллисты и небольшого штурмового отряда, который должен был первым оказаться на вражеской стене.
Лишившись боевого коня, я в числе двадцати рыцарей из свиты графа Раймунда вызвался пойти в этот штурмовой отряд. Впрочем, командующий на башне рыцарь Брюн де Трап, мой бывший соперник на турнире, приказал мне остаться внизу и взять под своё начало воинов, находящихся у тарана.
Восприняв это как скрытое оскорбление, я всё же счёл недостойным для рыцаря обсуждать приказ и занял указанное мне место на нижнем ярусе.
Башня первое время надёжно защищала от стрел, камней и потоков смолы, которые метали, сбрасывали и выливали на нас осаждённые.
С помощью тарана нам удалось пробить небольшую брешь в стене Гонаты. Я приказал воинам, находившимся у меня под началом, засунуть в пробоину деревянную балку и, действуя рычагом, расшатывать кладку стены.
Но тут над нашими головами что-то грохнуло со страшной силой, обрушилось верхнее перекрытие, и на наши головы полились потоки огненной смолы.
Я едва успел выскочить из башни, как она развалилась, взметая обломки и пламя.
Осаждённые затихли, перестав метать в нашу сторону стрелы, а после разразились громкими победными криками.
Рискуя сгореть, я выволок из-под обломков какого-то стонущего рыцаря и потащил его прочь. Ко мне подбежали воины и помогли вынести его в безопасное место.
Рыцаря так опалил «греческий огонь», что я не сразу узнал в нём Брюна де Трапа.
Было очевидно, что он не жилец.
Де Трап на мгновение открыл глаза и, узнав меня, пошевелил рукой, давая знак наклониться к нему. От несчастного исходил тяжёлый запах горелой плоти. Я судорожно сглотнул слюну, сдерживая подступивший приступ тошноты.
– «Греческий огонь», – едва шевеля спекшимися губами, пробормотал де Трап. – Это расплата…
– Вам лучше помолчать, господин рыцарь. Берегите силы. Сейчас приведут лекаря…
– Я виноват… – прошептал он. – На турнире… ваш конь… герцог Гийом… Он приказал… Я не мог… прости…
– Я вас прощаю, де Трап, – сказал я, посмотрев в его стекленеющие глаза.
Но Трап был уже мёртв.
3
Накануне праздника Святой Троицы прибыл большой обоз из Византии.
Седые от пыли волы приволокли огромные повозки с фуражом для лошадей и провизией для воинов. Но главное, к озеру доставили целую флотилию гребных судов и команды для них.
Суда тут же спустили на воду. Корабли никейцев скрылись в своей гавани и больше не показывались.
Осада наконец замкнулась.
С обозом приехал царедворец Татикий – личный друг и наперсник императора Алексея Комнина. Говорили, что его отец – бедный турок, в раннем детстве продал сына византийцам. Татикий рос и воспитывался вместе с будущим императором Алексеем, лично сумел предотвратить несколько покушений на него. Именно поэтому император доверяет Татикию самые важные поручения, а теперь ещё и назначил его протопроэдросом, то есть своим первым советником. Но главное, что бросилось всем в глаза, у Татикия отсутствовал нос. Вместо него ремешками к лицу первого советника был прикреплён золотой протез.
– Видно, нос ему отсекли, чтобы не совал куда не следует? – усмехались рыцари, что помоложе.
А те, кто был постарше и поопытней, утверждали:
– Татикий потерял нос в бою с норманнами Боэмунда Тарентского, в сражении, которое случилось десять лет назад…
– Хорош же у нас союзник: полутурок да ещё и без носа…
Но не зря говорят, что лучше смеяться последним. Этот безносый полутурок ещё дал о себе знать!
Общий штурм назначили на девятнадцатое июня. Но едва войска пошли на приступ, как примчался гонец от Татикия и сообщил, что никейцы сдались византийцам и отворили им ворота.
Граф Раймунд приказал трубить отбой. Мы отошли в лагерь.
А над башнями Никеи взмыли императорские стяги.
Победа вышла совсем не такой, как нам представлялась.
Татикий вместе с Вутумитом, оказавшимся уроженцем Никеи, за нашей спиной договорились с гарнизоном о сдаче. Посланник императора пообещал защитить город от разграбления крестоносцами, и никейцы согласились на эти условия и принесли клятву верности Алексею Комнину.
По приказу Татикия никейские караулы на воротах были усилены византийскими ратниками. Они позволяли крестоносцам входить в город группами, не более десяти человек и без оружия…
В лагере поднялся ропот:
– Это измена! Предательство! – возмущались крестоносцы.
– Этот безносый Татикий оставил нас всех с носом!
– За что я проливал здесь кровь, если остался без заслуженной добычи? Где мои трофеи? Скажите, ради чего я лишился
