Шрифт:
Закладка:
– А вы бы, господин рыцарь, сначала потрудились принести клятву на верность нашему императору, а после требовали исполнения обязательств, – сухо заметил византиец.
Рыцари вокруг глухо зароптали:
– Хорошо же держит слово император Алексей!
– Вот так союзник!
– Сам отсиживается в Константинополе, а мы здесь живота не жалеем… И ещё высказаться не можем!
– Вас, господин Витумит, мы что-то на стенах не видели, когда шли на приступ…
– А я перед вами и не обязан отчитываться! – огрызнулся византиец.
Военный совет грозил перерасти в обычную свару.
– Братья во Христе, помните о высокой цели нашего похода! – пытался образумить рыцарей епископ Адемар.
Граф Раймунд возвысил голос и призвал всех к порядку:
– Мы никогда не возьмём город, если будем искать виновников наших неудач! Предлагайте, что нам делать, господа рыцари!
Взял слово молчавший и с хитрой усмешкой наблюдавший за происходящим князь Боэмунд Тарентский.
– С южной стороны стены, – сказал он, обращаясь к графу Раймунду, – есть одна башня, называемая Гоната. Это самая уязвимая часть крепости. Мои лазутчики донесли, что башня была повреждена ещё во время штурма Никеи войсками императора Василия II, а после наспех отремонтирована. Если удар нанести по ней, она непременно падет!
– Дельное замечание, князь! – одобрил граф Раймунд. – Что ещё удалось узнать вашим лазутчикам?
– Причину, по которой Никея будет стоять насмерть.
Все взгляды были обращены к князю Тарентскому.
– В городе находится семья Кылыч-Арслана и его гарем, – криво усмехнулся князь. – И подданные султана будут защищать их, боясь не столько нас, сколько гнева своего повелителя, весьма скорого на расправу…
Граф Раймунд покачал головой:
– Если то, что вы сообщили, верно, значит, у нас осталось очень мало времени. Султан обязательно явится, чтобы спасти свою семью!
В шатре снова поднялся шум:
– Пусть только покажется этот турок, он узнает силу наших мечей!
– Скорей бы настоящая битва!
– Хотим сразиться с неверными в поле! Лазанье по стенам – не рыцарское дело…
В общем шуме и гвалте я заметил, как в шатёр вошёл начальник личной стражи графа Раймунда и что-то сказал ему на ухо.
– Господа рыцари, тревога! – провозгласил граф. – Турки наступают! К оружию!
Все, толкаясь, спеша обогнать друг друга, устремились к выходу.
У наших рыцарей было одно преимущество: кони и оруженосцы ждали поблизости. Оставалось только сесть в седло и взять оружие на изготовку.
Но и мы едва успели выехать за пределы лагеря и развернуться в боевой порядок, как увидели, что со стороны гор в нашу сторону приближалась пыльно-песчаная буря. Её подняли копыта лошадей. Надвигалась армия сельджуков.
Через короткое время тяжёлая мгла заслонила солнце. Из неё, как призраки преисподней, вывалились на нас турки.
Это была первая большая битва в моей жизни. Она запомнилась мне фрагментами, никак не складывающимися в одну цельную картину. Я бездумно колол и рубил, почти не видя врагов и не ведая им счёта. Моё тело, следуя неосознанным повелениям, защищалось от сыплющихся слева и справа ударов. И только когда турки вдруг обратились в бегство и мы стали преследовать их, взор мой ненадолго прояснился. Я увидел перед собой перекошенное ненавистью и страхом лицо остановившегося и поднявшего руки турецкого воина, почти мальчишки, и без всякой жалости опустил ему на голову свой меч. Мой удар рассёк его шлем и голову легко, как перезревшую тыкву. Брызнула кровь, и снова всё смешалось, завертелось перед моим взором. Так продолжалось до того мгновения, пока мой конь, тот, что достался мне взамен Вельянтифа, резко не остановился, наткнувшись на копьё. Я перелетел через его голову и плюхнулся наземь…
Из небытия меня вывел шелест крыльев, раздавшийся так явственно, точно ангел смерти неверных Азраил прилетел за моей душой. Я размежил веки и увидел только серое, тусклое небо.
Шелест повторился. Скосив глаза, я разглядел силуэт большой чёрной птицы. Она сидела на голове моего бездыханного коня и сосредоточенно клевала его глаз, время от времени вздрагивая всем телом и вздымая крылья. Я попытался закричать, но вместо крика из пересохшего горла вырвался хрип.
Птица посмотрела на меня равнодушно, моргнула несколько раз и, переступив с ноги на ногу, продолжила своё дело.
«Наверное, так же выклюет и мои глаза…» – тоскливо подумал я, не в силах пошевелиться.
Возможно, так бы оно и случилось, если бы меня не разыскал верный Пако.
Он взвалил меня на спину и отнёс в шатёр. Там, сняв мои доспехи, Пако оглядел и ощупал меня всего, как заправский эскулап.
– Руки и ноги целы, – довольно сообщил он. – А главное – на месте голова. Синяки и ссадины, конечно, имеются, но они не опасны… Думаю, что вам, сеньор, надо просто хорошо выспаться. А я пока схожу к вашему бывшему коню, сниму сбрую… Она нам ещё пригодится…
– Погоди, Пако, – остановил я его. – За кем осталось поле?
– За нами, сеньор. – Он едва заметно усмехнулся. – Правда, всё могло закончиться иначе. Наши рыцари так увлеклись преследованием, что угодили в ловушку, которую устроил султан. Он бросил в бой только малую часть войска, а главные силы приберёг напоследок и обрушил их на нас неожиданно… Спасибо норманнам, что подоспели на выручку…
– Граф Раймунд жив?
– Жив, слава Христу. Он празднует сейчас победу с Робертом Фландрским, Боэмундом Тарентским и герцогом Бульонским! Вы отдыхайте, сеньор… Я скоро вернусь… – Пако вышел из шатра, сетуя на то, что ему опять придётся подыскивать мне нового коня.
Наутро я встал с походной постели, чувствуя себя почти здоровым. Таково, видно, свойство молодости – быстро возвращать силы.
У шатра я столкнулся с графом Этьеном Шартрским – отцом того сумасшедшего юноши, с кем меня посвящали в рыцари. Граф Шартрский поздоровался со мной и тут же обрушил на меня поток слов:
– О, молодой человек, что это было за сражение! От свиста стрел даже коней бросало в дрожь! Наши воины так грозно и громко кричали: «Во имя Бога! Бог того хочет!», что земля сотрясалась, ходила ходуном! Всё поле битвы усеяли павшие нехристи! Думаю, десятка два я собственноручно отправил на тот свет этим вот мечом! – надувая и без того пухлые щёки, поросшие клочковатой седой щетиной, бахвалился он, непрестанно пристукивая ладонью по рукояти меча, щуря свои глазки и часто хлопая мелкими ресничками. – Вы ведь не догадываетесь, что в рукояти моего меча хранятся мощи святого Одона Клюнийского, будь благословенна
