– Ну? – Пахан поднял на него глаза.

– Правильный мужик. Справедливый. Ты ведь знаешь такого – Кольку Лопатника?

– Ну?

– Срок ему ломился, одеяла казенные по пьянке на село сволок. Так его Сергей прикрыл, не дал пропасть. Я к тому, что хмыри эти точно рассчитали, с его паца-ном-то.

Пахан зевнул, спросил недовольно:

– В смысле?..

– Умный пацан, хороший. Сергей ему письма все писал, чуть не каждый день. А жена у него, люди говорили, начальница, стерва. Вот из своих кто-то и навел…

Пахан кивнул. Шкет, подсевший на разговор поближе, сказал, ухмыляясь:

– Выпустили бы нас отсюдова, мы бы эту падлу, дешевый его рот, в два счета нашли! И Папе Карле в лучшем виде представили…

– А то! – согласился темнолицый. – Ишь, додумался…

Сидевший за столом напротив них карманник Шарабан, по-детски пухлогубый, с симпатичными ямочками на щеках, сказал вдруг:

– Я с одним сидел с таким… какой «додумался»…

Блеклые заросшие лица с интересом обратились к нему. Даже жилистый хрыч, сидевший по-турецки на «вертолете» у самой двери камеры, рядом с парашей, и не принимавший доселе участия в разговоре, поднялся и подошел к столу. А Шарабан продолжал:

– За фальшу он чалился – сбывал липовые червонцы. Его тогда менты долго мотали – кто, мол, их «рисовал». Он не в сознанке. Нашел в трамвае – и все! Не сдал, короче, подельника…

– Молоток! – одобрительно заметил Шкет.

– Ну! Очень он его ценил, подельника. Я, говорит, до него стекло грыз, чтоб копейку зашибить. А с ним – зажил! Он, говорит, такой орел – кого хошь объегорит. Так что никакого понта нету – его продавать…

– Так что он придумал-то? – перебил Пахан, вытирая грязным платком толстую потную шею.

– А вот это самое – вымогать! Я ему – на кой? Будто украсть нельзя? Или там отнять? А он мне – дурачок, надо так сделать, чтобы фраер отдал свои бабки сам, да еще в ножки кланялся! А как? – спрашиваю. Очень просто, говорит, есть два способа жить не тужить. Либо, говорит, найду бабу богатую, обязательно чтоб с мужем-начальником, «уговорю» ее сперва, а потом буду с нее тянуть, сколько захочу, – пусть только рыпнется…

Шарабан вытащил пачку «Примы», не спеша закурил. Хрыч с «вертолета» спросил неторопливо:

– Либо?..

– А либо, еще лучше, подыщу, говорит, людей денежных, деловиков или там торговых, и ребятенка у них выкраду, спрячу. Выкуп! Бабки или смерть! Ясно, они за щенка этого из собственной шкуры выпрыгнут – чистое дело!..

– Куда чище, – презрительно сплюнул Пахан. – Потрох подлючий.

Где-то в городе пулеметной очередью протрещал мотоциклетный глушитель. Видимо, это вызвало у Шкета ассоциацию с милицией. Он повернулся к Пахану.

– Слышь… Может, капнуть про него ментам? – сказал он неуверенно.

Тот поковырял спичкой в зубах, недовольно проскрипел:

– Еще чего! Вот кабы он мне попался… – Пахан тяжело встал из-за стола, вразвалку подошел к параше, зажурчал. – …Я бы из него бефстроганов нарезал…

– Все ж таки времена теперь не те, – сказал ему в спину осмелевший Шкет. – Менты нынче другие пошли.

– Заглохни, Шкет! – застегиваясь, лениво сказал старый вор. – Менты в любые времена с нами крутые!

– Ну, не все! Тот же Папа Карло…

– Цыц! – рассвирепел Пахан. – Порожняк гоняешь, Шкет. Мусорам стучать – не воровское это дело. Пусть сами ищут.

В насквозь прокуренной камере стало тихо. За спиной пахана Шарабан состроил недовольную мину и перемигнулся со Шкетом…

* * *

За столом в гостиной Сергей трудился над планом выкупа. Прикурив одну сигарету от другой, вздыхал, рвал бумагу.

Зоя от окна сказала:

– Ну что ты дурью мучаешься! Они же сами обелиск выбрали, вот и пиши – место подходящее, высокое… И открытое – за пять километров подходы видно, засаде спрятаться негде.

Добросовестный Сергей возразил:

– А если потом на шоссе возьмут?

– Это его проблемы, – зло бросила Зоя. Пошла к столу, присела на подлокотник кресла: – Не захочется, пусть, наоборот, в людном месте встретится, в толпе.

– Как это?

– Ну как, как – заладил! Возьмет чемоданчик из рук в руки, и все дела. Напиши – пусть не сомневается, нам сын дороже!

Сергей склонился над бумагой.

Позвонили в дверь. Зоя открыла – перед ней стоял навытяжку давешний ее посетитель, горбоносый зав овощной базой Ошурков. У Зои гневно поднялась бровь, но Ошурков, торопливо стащив с головы огромную лисью шапку и прижав ее к груди, зашептал проникновенно:

– Зоя Михайловна, дорогая, мы так переживаем! Весь коллектив сочувствует. Я почему себе позволил… В беде люди должны помогать друг другу.

Плутовские глазки его излучали искреннее и взволнованное сопереживание. Зоя отошла к двери гостиной, тихо прикрыла ее, слабо, вымученно улыбнулась. Ошурков воодушевился:

– Зоя Михайловна, раз эти негодяи требуют… Вот мы собрали, что могли, – пусть они подавятся!

В руке у него появились две пачки денег, крест-накрест перехваченных банковской оберткой. Он деликатно положил их на подзеркальник, шепнул:

– Здесь десять…

– Да что вы, зачем… Я даже не знаю, как… – из приличия начала Зоя.

Ошурков замахал короткими ручками:

– Потом, Зоя Михайловна, все потом! Ведь прямо душа за вас изболелась.

Пятясь, он спиной открыл дверь и уже на площадке натянул на голову свое меховое чудо.

– Спасибо, мой дорогой, – растроганно сказала Зоя.

– Да что вы, не стоит… – Ошурков вдруг хлопнул себя по лбу и выхватил откуда-то из-под полы дубленки блок «Мальборо»: – Чуть не забыл, вы же курите!

Он протянул Зое нарядную упаковочку – «Дай Бог удачи!» – и побежал вниз по лестнице.

В комнате зазвонил телефон. Зоя торопливо вошла в гостиную, взяла параллельную трубку, услышала хриплый голос преступника:

– Ну что, написал план?

– Заканчиваю, – сказал Сергей.

– Валяй… Потом отвезешь во Дворец пионеров. Знаешь? Там позади статуя белая, пионерочка с трубой. В десять часов подъедешь, за статуей положишь конверт – и двигай.

– Понял.

– Мой ответ в двенадцать получишь. Где – потом скажу.

– Все сделаю! – бодрым голосом сказал Сергей, запнулся и после паузы спросил тихо: – Слушай, а что… Марат?

– Ничего.

– Но мы же с тобой договорились…

Преступник засмеялся:

– Змей он, твой Марат!

– В каком смысле? – осторожно спросил Сергей.

– Я ему говорю – отец на выкуп согласен. А он мне – я бы, говорит, на его месте лучше ноги тебе переломал!

Зоя и Сергей изумленно, обрадованно переглянулись.

– Это на него похоже, – не удержался Сергей. – А вопросы?..

– Вот еще, вопросы, – проворчал вымогатель. – Ну да ладно. Двадцать третье мая – день рождения…

Он замолчал. Сергей спросил неторопливо:

– А что летом случилось?