Лапин задумался. Этот капитан, похоже, погубил все предприятие. Сейчас англичане станут осторожнее, укрепят подступы к батарее и усилят караулы.

— В чем обвиняют капитана?

— В попытке самовольного оставления порта без приказа начальника.

— Он ему не подчиняется.

— Здесь все подчиняются английскому коменданту, и своеволие капитана будет наказано.

— Его расстреляют?

— Это вы, большевики, только и норовите всех расстреливать. Мы представители цивилизованной Европы. Его будут судить и видимо, отправят в накопительный лагерь для преступников.

— Я слышал про эти английские штучки — концентрационные лагеря, но здесь вам не Южная Африка, а русские — не негры. Этот номер не пройдет.

— Откуда Вы всё знаете?

— Я живу в этой стране и служу революции.

— Господин посол, телеграмма из Мурманска от посла Френсиса, — в каюту заглянул матрос-телеграфист.

— Что там, читай!

— Пишут: генерал Пуль и адмирал Кемп отправились на морскую прогулку.

— Вот как? — оживился Нуланс. — Ну наконец-то!

Лапин покинул каюту и пошел вдоль по борту. Он обо всем догадался, интервенция началась. Можно успеть предупредить своих, если отправится в Архангельск немедленно. Но как это сделать?

— Что слышно? — спросил он у вахтенного матроса.

— Англичане говорят, что в Архангельск из Мурманска вышла эскадра. В городе готовится сражение.

Лапин побежал к телеграфисту в рубку, затребовал, чтобы тот запросил Архангельск: как обстановка?

— Не отвечают, — пожал плечами телеграфист, — наверное, никого нет у аппарата.

— У аппарата всегда есть ответственные товарищи, — скороговоркой сказал Лапин — Значит, что-то случилось!

Он подумал, что сейчас в эту минуту союзные корабли готовы войти в горло Белого моря и напасть на Архангельск. Надо предупредить! Эх, капитан, поторопился, ну да бог с ним, сам виноват, оплакивать погибших будем потом.

Лапин зашагал в сторону траулера.

Судно было пришвартовано в ближнем к морю конце пристани и, чтобы добраться до него, потребовалось время. Около траулера была выставлена охрана — сербские солдаты.

— Привет, братушки, — обратился к ним на сербском Лапин.

— Привет, — удивились славяне, — откуда знаешь язык, парень?

— Мать словенка из деревни недалеко от Любляны.

— Значит, пленный?

— Почему?

— Словенцы — австрийские подданные. Воюют против русских.

— Я — нет, я живу в России, учусь.

— Большевик?

— Да!

— Проваливай отсюда, один большевик недавно чуть не угнал судно.

— Я только подышать свежим воздухом на пирсе, посмотреть на море.

— Завтра утром приходи, до утра караул, сюда нельзя.

— Хорошо, братушки, ухожу.

Лапин вернулся в каюту и с трудом заставит себя успокоиться. Он думал о том, как коварные империалисты Антанты, заполучив назад своих послов, организовывают нападение на Архангельск, как гибнут от пуль интервентов его товарищи. Кедров обещал первого августа прибыть в город. Он там, на переднем крае борьбы. А что, если нападения еще не произошло, и он, Петер Лапиньш, может успеть предупредить своих? Караул оставлен до утра, надо дождаться, незаметно пройти на траулер и дать им всем как следует, пусть знают комиссара Лапина.

Утром после завтрака посол Нуланс с женой, племянницей и графом де Робиеном направился к морю на прогулку.

— Какой все-таки разный народ, эти большевики, — сказал он жене, — вот мы сидим за одни столом с большевистским комиссаром, который говорит на европейских языках и представляет собой достаточно воспитанного молодого человека. Кто бы мог подумать, что он поддерживает идею социальной революции и тотального уничтожения класса собственников!

— Жозеф, — отвечала супруга, — ты прожил жизнь, а до сих пор удивляешься людям, это он с нами такой, а со своими товарищами совсем другой.

— Мне не забыть его злую и хитрую физиономию на вологодском вокзале, — сказал де Робиен, — его бы воля, он бы всех нас пустил в расход.

— Граф, где это Вы набрались таких вульгарных выражений, — спросила мадемуазель Фесса, — право, мне даже неудобно это слушать.

— Война, мадемуазель, мы все на войне. У нас своя линия фронта и, поверьте мне, эта война ничуть не менее опасна. В Архангельске мы были на волоске от того, чтобы не попасть в заложники, рисковали быть потопленными немецкой подводной лодкой.

Англичанин лорд Китченер тоже был министром правительства и направлялся в 1916 году в Россию на переговоры, от которых многое зависело. Но немецкая субмарина изменила ход истории. Представьте, если бы нас всех потопили в Белом море, ни на какую бы интервенцию генерал Пуль тогда не решился, большевики легко подавили бы любое восстание в Архангельске, как это они сделали с Ярославлем, и всё, сопротивление на Севере было бы сломлено. Так что наша роль в этой войне будет побольше роли иного генерала.

— Граф, вы, конечно, философ, и я не могу с Вами не согласиться. Если бы господа Линдлей, Френсис и наш советник Дульсе не поехали в Мурманск, генерал с адмиралом ни за что бы не собрались на свою прогулку, о которой нам вчера доложили.

Неожиданно английская батарея на возвышенности снова произвела выстрел.

— Что такое? — Нуланс повернул голову к морю. — Смотрите, большевистский траулер опять отчалил от пристани.

— Интересно, кто ведет этот летучий голландец, если капитан его арестован, а команда распущена на берег?

— Мне бы тоже хотелось это узнать? — ответил де Робиен и поспешил на палубу.

Между тем траулер, отойдя от берега, начал стрелять в ответ по английской батарее. Видно было, что палил не артиллерист, снаряды, а их было выпущено более десятка, рвались далеко от батареи, но близко от французского посла. Нулансу даже пришлось укрыться за штабелями леса.

Траулер, произведя переполох, стал быстро удаляться от берега. Английский офицер, по случайности оказавшийся на батарее, взял командование в свои руки, произвел наводку, спустя несколько пристрелочных выстрелов британский снаряд поразил большевистский траулер. Судно потеряло ход и, в конце концов, село на мель в стороне от фарватера.

Какого же было удивление англичан, когда команда, высланная на траулер, обнаружила там всего одного человека. Это был комиссар Лапин.

— Вот ты как, — кричал на него комендант порта, — благодаришь за гостеприимство, щедрый стол и отличную каюту!

Лапин молчал, понимая, что после того, как он открыл стрельбу по английской батарее и чуть не убил французского посла с семьей, пощады ему не будет. Арестованного привели к Нулансу. Посол посмотрел на Лапина, изрядно потрепанного в ходе задержания английскими солдатами, и молча отвернулся.