готовиться к экзамену. Вещи были уже собраны, и я подошел к Нине, чтобы попрощаться, но она опрокинула меня на диван, улеглась сверху и отказалась вставать. Она была грустной и заметно уставшей – такой я ее еще не видел. Когда ей бывало плохо, она пыталась справиться с этим самостоятельно и выглядела скорее сердитой. Сидящая внутри нее Барбарелла считала, что искать сочувствия, изливать душу или там плакаться в жилетку – значит проявлять слабость. Но теперь, похоже, до слез было недалеко.

– Что случилось? – спросил я, гладя ее по спине.

– Я не хочу оставаться одна, – шепнула она. – Я не справлюсь.

– Ты про учебу или про одиночество?

– Про то и про другое. Я не могу быть одна, когда мне надо с утра до вечера только и делать что зубрить. Давай ты никуда не поедешь и мы вечером пойдем искупаться, а потом поужинаем где-нибудь в центре.

Я посмотрел на голубую афишу «Чудес» Аличе Рорвахер. Мы с Ниной недавно видели этот фильм в кино, и он нам так понравился, что мы украли афишу и повесили ее над диваном. На ней было нарисовано женское лицо, по которому ползают пчелы, причем одна из них вылезала прямо изо рта, как будто внутри у этой женщины был улей.

Тем вечером мы прошлись по нашему тихому району с низкими домиками и ухоженными палисадниками до ближайшего летнего бассейна, и там Нина смыла-таки с себя все напряжение. Ей хватило нескольких гребков, чтобы разогнать застоявшуюся кровь и снова стать собой.

Завернувшись в полотенца, мы сели на шезлонги. Вокруг никого не было, только в бассейне плавали еще несколько человек.

– Я и представить себе не могла, что однажды буду жить с кем-то, – сказала Нина. – Я думала, мне нужна абсолютная свобода.

В тот вечер нам удалось развеять грусть и сомнения, но в скором времени им предстояло вернуться: Нина не сдала госэкзамен по богемистике, так что в начале осени перед ней открылась пустота.

Я с нетерпением ждал выхода из печати своей “Истории света”, а Нина тем временем переживала, что у нее вообще ничего не выходит.

После Нининого экзамена мы думали отправиться вместе с ее родителями и прочей родней в Тоскану – они еще в конце зимы забронировали там домик в горах. Я и Нина предвкушали, как снова окажемся в тех местах, где два года назад мы окончательно полюбили друг друга. Нина даже достала “Тоскану”, наш путевой дневник, который я ей подарил, и долго листала его перед сном.

Хотя Нина экзамен и не сдала, на наших планах это никак не сказалось, но вот сама она впала в странное, непривычное расположение духа. За день до отъезда мы сидели с ней на кухне и обсуждали Тоскану – куда бы мы хотели снова съездить и что такого важного мы в прошлый раз пропустили, – и Нина упомянула, что ее дяде не терпится повидать грудастую официантку, которую он в прошлый раз встретил в каком-то тосканском городке.

– Значит, сходим посмотрим на нее вместе с ним, – сказал я.

Обычно Нина в таких случаях отвечала что-то в духе: а я тогда попрактикуюсь за барной стойкой в итальянском, и мы еще поглядим, кто на кого произведет большее впечатление – ты с дядей на официантку или я на бармена. Но в этот раз Нина посмотрела на меня пустыми глазами, которые вдруг словно лишились своего блеска, и вышла из кухни.

Я посидел немного в одиночестве, а потом тоже отправился в комнату.

– Что случилось?

– Ничего.

– Ясно. А почему ты сердишься?

– Я не сержусь.

– Неужели? Но при этом ты вышла из кухни и перестала со мной разговаривать.

– Да? А сейчас я, по-твоему, что делаю? – парировала Нина. – Разве не с тобой разговариваю?

– Нина…

– Что? – спросила она, выйдя в прихожую и начиная обуваться.

– Ты куда-то уходишь?

– На улицу, – заявила она. – Мне надо кое-что купить.

Я схватил ее за руку.

– Может, попробуем для начала объясниться?

– Сомневаюсь, что ты меня поймешь.

И она, вырвавшись, сбежала по ступенькам и хлопнула входной дверью с окном-иллюминатором.

Я понял, что мои слова ее задели. Грудь для Нины была не только чувствительной частью тела, но еще и чувствительной темой. Что до меня, то я воспринимал ее грудь чисто по-мужски: она вызывала во мне трепет, будила желание, я с удивлением наблюдал за ее изменениями в зависимости от цикла и мечтал, что она на веки вечные останется такой, как сейчас, хотя, конечно, понимал, что этому не бывать. Когда Нина примеряла бюстгальтеры, я пытался угадать, какой у нее сейчас размер чашечек – С или D, а когда прикидывала, не пора ли отказаться от гормональных контрацептивов, я сначала спрашивал, как это скажется на ее груди, и только потом – как это поможет избежать рисков для здоровья, которые и заставляли Нину сомневаться. Неудивительно, что разговор про отмену контрацептивов бесил ее особенно.

Вернулась Нина примерно через час – я услышал, как в прихожей она сбросила с ног туфли. Когда она вошла в комнату, я сразу заметил, что ее настроение лучше не стало.

– Ты нашла, что хотела?

В ответ она покачала головой.

Пока Нины не было, я начал паковать чемодан, поэтому диван оказался завален моей одеждой. Нина сгребла ее в кучу и уселась с книжкой рядом.

– Ты не знаешь, там выдают полотенца или нужно брать свои?

Я всегда так поступал во время конфликтов: упрямо делал вид, что ничего не произошло, пока для этого существовала хоть малейшая возможность.

– Не знаю, – ответила Нина, даже не взглянув на меня.

– А ты не будешь складывать вещи?

– Потом.

Я собирал чемодан, и во мне постепенно копилась злость. Нам завтра ехать в Тоскану, а она тут устраивает сцены из-за какого-то пустяка! Ведь я же просто пошутил!

– Какой ты хочешь взять крем от солнца?

– Я свой потом положу.

– Ну зачем нам брать два крема?

– Тогда не парься.

Я сел рядом с ней на диван и взял ее за руку. Нина, перестав читать, отвернулась. Ссорились мы редко, но уж если ссорились, то всегда происходило одно и то же: Нина застывала, замыкалась в себе, и я буквально выдалбливал из нее слова, точно куски льда.

– Меня уже достали твои идиотские комментарии! – выпалила она наконец. – Иногда твое отношение меня просто поражает. Вообще-то я иронизировала над дядей. Едет в Тоскану, чтобы полюбоваться на чьи-то сиськи! А ты реагируешь в его же духе – дескать, давай тоже сходим на них поглазеть!

Нина резко встала с дивана и принесла из кладовки свой чемодан. Шлепнув его об пол, она стала бросать в него вещи.

– Ты можешь на меня хотя бы посмотреть, чтобы я мог перед тобой извиниться?

Нина подняла на меня взгляд, но тут же стремительно отвела его. Помимо Барбареллы и других персонажей, которые