– Уже спросили, – говорит Хенрик. – Они утверждают, что в последнее время вы были в нестабильном состоянии.

– Что? В каком смысле?

– Были рассеянной и сурово обходились с детьми.

– Какая чушь.

– Густав тоже сказал, что вы были непохожи на себя в последнее время.

– Он лжет.

– То есть вы хотите сказать, что вели себя совершенно обычно?

– Нет, то есть да. Или… Не знаю. Мы же об этом уже говорили, – говорит Каролина, поникнув. – У меня был сложный период. Я была беременна, а Густав много работал. Вся работа по дому была на мне, это было сложно.

– И финансовые проблемы тоже были?

«Что им известно о наших финансах?» – думает Каролина и вспоминает, как Густав говорил о прослушивании их телефонов, чтении электронной почты и слежке.

– Простите, у меня немного кружится голова, мне нужно сделать перерыв, – говорит она и накидывает ремешок сумки на плечо.

– Что у вас со щекой? – спрашивает Лея, когда Каролина встает, чтобы уйти.

– Упала с велосипеда. На вид хуже, чем есть на самом деле.

Ответ удивляет Лею. Он звучит как заученная реплика.

Густав

Небо кроваво-красное. Густав смотрит на море и отпивает холодного пива из бутылки. Вдалеке виднеются ведущий в Данию мост и Копенгаген.

«Как же я люблю Мальмё», – думает Густав, тяжело вздыхая.

Он слышит, как на кухне квохчут мама и тетя Раффи. Хорошо бы, они поскорее закончили свои дела. Густав хочет знать, почему мать соврала ему, что в четверг ездила к сестре. И что означает появление Раффи сегодня? Наверное, еще один знак от «Семьи». Это никогда не закончится.

Им нигде нет покоя. Даже на вилле. Там нечем дышать. Видимо, этот дом на самом деле так и не принес Густаву того удовлетворения, о котором он мечтал в детстве.

С Карро Густав не говорил с того момента, как она упала возле машины, и она не отвечает, когда он звонит. Может быть, она вышла из себя и наговорила в полиции черт знает чего. Густав не знает, что он с ней сделает в этом случае. Все это случайность. Одна только мысль о Каролине приводит Густава в бешенство. Эта избалованная девчонка и понятия не имеет о том, как много Густаву пришлось вкалывать, чтобы оказаться там, где сейчас.

– Дьявол! – ругается он про себя.

Только бы выгрызть себе еще немного времени – уж он бы повторил свой сказочный взлет к успеху, который удался ему однажды.

Густав думает об одной из наводок, которая поступила сегодня: кто-то видел их девочек в Германии. Ему прислали размытое фото. На какое-то мгновение в нем зажглась надежда, но он тут же увидел, что это не Астрид и Вильма. Люди просто хотят получить вознаграждение, ради денег циничные ублюдки придумают что угодно. Впрочем, он не может их винить. Уж ему ли не знать, каково это – быть без единой кроны на счету. Когда Густав продал свою первую компанию, он сидел в своем аккаунте на сайте банка и ежесекундно обновлял страницу со счетом, пока там не появились цифры: сто двадцать три миллиона. Ему казалось, что весь этот чертов мир принадлежит ему. Какой взлет! Густав жил на адреналине. Появились телочки. Сплошное волшебство. Тогда он был силен. Надо вернуть себе ту силу. Возможно, пора сделать звонок со второго телефона.

– Иди в комнату, Густав, на улице холодно.

Он оборачивается и смотрит на маму, которая стоит по ту сторону балконной двери.

– Не преувеличивай, какое там холодно, ты только выйди, и поймешь, что здесь тропическая жара.

– Ты знаешь, что я туда не выхожу.

Ее что-то гнетет. Что-то, о чем она не хочет говорить.

– Где Раффи?

– Ушла.

– Думаю, тебе не стоит с ней сейчас общаться, – говорит Густав, открывая дверь.

– Почему? Она моя сестра.

В глазах Хасибы зажигается огонек беспокойства.

– Она что-то говорила обо мне?

– С чего бы ей о тебе говорить? И не дави на нее из-за Асифа. Она не знает, где сейчас ее сын. И зачем тебе непременно надо с ним увидеться? Я думала, ваши пути полностью разошлись.

– Так и есть.

Густав допивает пиво и ставит бутылку на вышитую салфетку на стеклянном столике.

– Но мне надо узнать, не может ли «Семья» помочь мне найти девочек. Я не могу ему дозвониться и не могу искать его открыто, потому что за ним следят. Полиция решит, что у меня какие-то дела с «Семьей».

– Но ведь так и есть.

Густав удивленно смотрит на мать.

– Прекрати мне врать. Я знаю, что ты сделал, – говорит она с потемневшим взглядом. – Сколько раз я велела тебе не иметь дел с твоим двоюродным братом. Всю свою жизнь я посвятила тому, чтобы вырвать тебя из их мира, и все равно… Как ты мог так поступить со мной?

Соврать невозможно, Густав понимает, что должен быть честным со своей мамой, и оттого, что он предал ее, у него разрывается сердце.

– У меня не было выбора.

– Выбор есть всегда.

Мать продала свою душу за то, чтобы Густав стал настоящим шведом. Она хотела ему добра, это он понимает, но все равно он тот, кто он есть. Несмотря на все запреты родителей, Густав тайком работал на Асифа и его подельников вышибалой на входе в их кабаки и ночные клубы. Тогда ему казалось, что это делает его значимым. Ему было хорошо там. Он мог пропустить цыпочек, которые хотели тусоваться, хотя были слишком молоды для клубов. Надо было матери позволить ему пойти по этой дорожке. Если бы она позволила ему гордиться своим происхождением и тем, кем он был, ни хрена бы не случилось из того, что происходит сейчас.

– Все не так просто. Я находился в отчаянном положении, мне нужно было взять в долг.

Глаза Хасибы снова темнеют, и Густаву стыдно, как проштрафившемуся сопляку. Он изгадил все, за что боролась мать.

– Прости…

– Тс-с-с. Я продала квартиру, – жестко говорит Хасиба.

– Что ты сказала?

– Ты получишь деньги и сможешь вернуть долг Асифу, иначе «Семья» тебя убьет.

Она смотрит на Густава, словно он маленький мальчик.

– Но, мам…

Ему хочется провалиться сквозь землю.

– Мне все равно никогда не нравилось здесь жить. Я перееду к двоюродной сестре обратно в Росенгорд. Там я чувствую себя дома. Все документы подписаны. Дело сделано.

– Когда ты это сделала?

– В тот день, когда пропали девочки. Вот почему я не могла ответить, когда ты