голубой Земли и была готова вот-вот пуститься в дальнее путешествие. В иллюминаторах я разглядел лица. Это были отец, мама и я. Они улыбались, а над ними, в необъятном космосе сияли маленькие голубые звездочки.

В горле встал ком. Я помнил этот рисунок, я нарисовал и подарил его отцу на 23 февраля. На обороте воспитательница детского сада написала ручкой мою фамилию.

— Что? — спросил отец.

Я покачал головой.

— Ничего. Идем.

Мы вышли из кабинета, он закрыл замок на ключ. В коридоре было пусто и прохладно. Я повернул налево и тем же извилистым путем мы вернулись в башенку. Я шел чуть впереди и все время чувствовал на себе его изучающий взгляд. Он, вероятно, что-то чувствовал, что-то странное, но объяснить себе это не мог и видимо по этой причине сразу же не сдал меня людям в погонах.

Мы вышли из башенки. Заводской двор заливало яркое солнце, но мне почему-то было холодно. Я поежился.

— Куда? — спросил он коротко.

Я с опаской взглянул в сторону своего цеха (представляете, за эти пару дней он стал мне как будто родным!), откуда по закону подлости вот-вот мог вынырнуть Курбатов и махнул рукой вперед. Лишь бы поскорее уйти отсюда:

— На выход!

Отец удивился, оглянулся на башенку, но за нами никто не вышел.

— Ну… ладно. Не знаю, что ты задумал, парень, но если там не будет того, что хоть как-то оправдает твои действия, боюсь, я буду вынужден…

— Идем!

Мы двинулись в сторону административного корпуса. Я обдумывал свое положение и то, что я замыслил. Идея была совершенно идиотской, я бы даже сказал, наивно-катастрофической, но других, опять же, в голову не приходило.

Я мог бы целый час или даже целый день доказывать, что я его сын из будущего, но… поставьте себя на его место, как долго бы вы продержались, прежде чем сдать меня или в дурдом, или в органы? То-то и оно.

Конечно, я мог затаиться, прикинуться программистом и попытаться за оставшееся время узнать, что стало причиной взрыва — но каковы были шансы, что меня допустят до этого уровня и я наткнусь на то, что ищу? Они были нулевыми. Я отчаянно нуждался в его помощи, но не мог попросить об этом напрямую.

Мы прошли мимо серебристого бюста Циолковского, мимо двухэтажного здания с витражом во всю стену на козырьке которого я увидел надпись «Столовая», мимо плакатов по технике безопасности и обещаний выполнить и перевыполнить план, мимо памятника Ленину, на кепке которого сидел белый голубь и оказались внутри административного здания.

Я нерешительно посмотрел на выход. У меня еще оставалось несколько секунд, чтобы все это повернуть в какую-то другую сторону. Но… раз уж пришел, иди, — говорил в таких случаях старейшина Ообукоо.

И я пошел прямо к проходной. Наверное, выйти так просто в рабочее время за пределы завода было нельзя, потому что дежурный вахтер резко поднялся и его строгий взгляд пригвоздил меня к полу.

— Эй… мужчина… вы куда это…

Однако не успел он договорить, как отец поднял руку и сказал:

— Николай Егорович, он со мной. Мы сейчас вернемся.

Вахтер неохотно кивнул. Пропуск людей в рабочее время явно был ему не по нраву.

Мы вышли в холл. У большого окна я заметил солидного мужчину с коричневым портфелем, рядом с ним женщину в строгом платье. Чуть поодаль стайку студентов с длинными тубусами, а рядом с ними преподавателя в мешковатом костюме.

— Здесь?

Я оглянулся на отца и отрицательно покачал головой. Вахтер исподлобья наблюдал за нами и уловив его взгляд, мне стало не по себе. Он словно видел меня насквозь.

— Нужно выйти наружу, — сказал я тихо.

— Так пойдем, — отец легонько подтолкнул меня к выходу, но какая-то сила словно пригвоздила меня к полу. Я беспомощно оглянулся на вахтера. Тот продолжал смотреть на меня немигающим, полным презрения взглядом.

Я споткнулся, как-то нелепо попытался ухватиться за дверной косяк, но рука соскочила, и мы вышли в тамбур. Здесь стоял стойкий запах дешевого курева. Он и вернул меня к жизни.

Я встрепенулся, дурман исчез.

Одного взгляда на проезжую часть, которая находилась метрах в сорока-пятидесяти от проходной, хватило чтобы понять — мои похитители все еще там. Грязные жигули стояли в тени липы. Внутри маячили две темные фигуры, которая переговаривались и бросали короткие взгляды на вход.

Скорее всего, стекла тамбура бликовали (к тому же они не отличались чистотой) и разглядеть, кто находится внутри они не могли. Это давало мне еще несколько мгновений, прежде чем…

Честно говоря, я не знал, что будет дальше. План был плохой. Очень плохой. Но другого… не было.

Я быстро оценил обстановку. Довольно большая площадка перед заводом была занята несколькими десятками автомобилей, из них два были грузовыми. На остановке чуть правее от того места, где стояли жигули, в ожидании троллейбуса переминались с ноги на ногу три человека. Еще правее, между стоянкой и корпусом завода возвышалась бетонная конструкция с решетками высотой метра два. Возможно, это был вход в убежище или вентиляционная шахта или что-то в этом роде.

— Ну что, мы идем или как? — услышал я голос отца.

Больше медлить было нельзя. Была ни была…

Я открыл скрипучую дверь на пружине и шагнул вперед. Через секунду позади раздался резкий удар — дверь захлопнулась. Мы оказались под козырьком. Здесь стояли еще три или четыре человека, двое курили возле мусорного ящика. Они оглянулись на нас и один из них приветственно махнул рукой.

На моем лице появилась кривая вымученная улыбка. Боковым зрением я увидел, что отец махнул в ответ. Я ощущал его направленное мне в затылок ожидание.

Я и сам ждал. Только чего?

От кольца развернулся троллейбус, пронесся к остановке, замер, двери открылись. Пассажиры с остановки вошли внутрь, а кто-то вроде бы даже вышел. Я переключил внимание на Жигули. Двое пассажиров на передних сидениях заметили нас и явно насторожились. Один сделал жест рукой, второй наклонился к боковому окошку, потом посмотрел на попутчика. Тот