пришедший ему на смену Берия вместе со своим ставленником в ИНО В. Деканозовым после зачистки центрального аппарата взялись за резидентуры. Под различными предлогами: «переназначение» или «награждение», было отозвано из-за границы и арестовано подавляющее число резидентов и агентов-нелегалов, в том числе и заслуженные коммунисты, члены зарубежных компартий.

В результате репрессий 1937–1938 годов были утрачены ценнейшие агентурные позиции в Германии, Франции, Польше, Италии и других странах Европы, на Ближнем и Дальнем Востоке, так необходимые для обороны страны. Урон, который понесли органы государственной безопасности после чистки кадрового состава и агентуры, по мнению авторов сборника «Органы государственной безопасности СССР в Великой Отечественной войне», том 1, страница 3, составленного на основе архивных документов НКВД — ФСК РФ в 1995 году:

«…был несравним с ущербом, нанесенным спецслужбами зарубежных государств».

Красноречивым подтверждением тому могут служить воспоминания руководителя 1‐го управления НКГБ — НКВД — МГБ СССР Павла Фитина (руководил советской внешней разведкой в период с 26 февраля 1941 по 15 июня 1946 года). В частности, он отмечал:

«…После захвата в сентябре 1938 года Чехословакии фашистской Германией руководство советской разведки в течение 127 дней не представило ни одного доклада в Политбюро ЦК ВКП(б)».

«Меч Лубянки» — разведка — был брошен Ежовым под молот репрессий. Одним из первых под него попал ее многолетний руководитель А. Артузов. Он был арестован по абсурдному обвинению — «в связях с вражескими разведками и попытках организации антисоветского заговора», а затем расстрелян.

Не избежал этой печальной участи и видный руководитель разведывательно-диверсионных резидентур в Западной и Восточной Европе, на Ближнем Востоке и в США, «охотник» на перебежчиков, заместитель руководителя ИНО Шпигельглаз. По возвращении в Москву его арестовали и предъявили стандартное обвинение — «измена, сокрытие связи с «врагами народа» (своими непосредственными начальниками — руководителем ИНО Слуцким и наркомом НКВД УССР В. Балицким, объявленных врагами народа. — Примеч. авт.). «Вину» Шпигельглаза не могли смягчить ни участие в организации наиболее важных «активных акций», связанных с ликвидацией перебежчиков: бывшего резидента военной разведки И. Рейсса (Н. Порецкого. — Примеч. авт.), бывшего резидента ОГПУ в Стамбуле Г. Агабекова и других, уничтожением лидера ОУН Е. Коновальца, похищением генерала Е. Миллера, ни успешно проведенные диверсии на судах, доставлявших оружие войскам генерала Франко. Для следователей, «не нюхавших пороха», но зато научившихся «выбивать» признания из самых упрямых, все это ровным счетом ничего не значило, если наверху на жертве было поставлено клеймо «предатель».

В течение многих дней, лишая сна, они подвергали Шпигельглаза жестоким пыткам, стараясь добиться признания в «шпионской и террористической деятельности». В абсурдности своих обвинений зашли так далеко, что инкриминировали ему связь с заклятым врагом Троцким. Поводом к этому послужил срыв операции по его ликвидации в 1937 году, за подготовку которой отвечал Шпигельглаз. Несмотря на его стойкость и отсутствие каких-либо фактов, свидетельствующих о «предательской деятельности», следствие по уголовному делу закончилось стандартным приговором. Особым совещанием при наркоме НКВД он был осужден к высшей мере наказания и расстрелян.

Подобная участь постигла и ветерана органов государственной безопасности Г. Сыроежкина, блестяще проявившего себя еще в первых операциях, проводившихся ВЧК. В Испании ему принадлежала видная роль в организации повстанческого движения в тылу франкистских войск и в руководстве разведывательно-диверсионными группами. По возвращении в Москву он также был арестован и приговорен Особым совещанием при наркоме НКВД к высшей мере наказания — расстрелу.

Вслед за ними волна репрессий накрыла и многих других «испанцев». Отчаянный и лихой командир разведывательно-диверсионной группы, проведший в тылу франкистов не одну боевую операцию, а до этого добывший информацию о подготовке оуновцами покушения на министра иностранных дел Литвинова, И. Каминский был арестован по обвинению в «польском шпионаже» и приговорен к длительному сроку заключения.

Н. Прокопюку, имевшему на своем счету десятки успешно проведенных операций против фалангистов, это нисколько не помогло. При рассмотрении его кандидатуры на должность начальника отделения в центральный аппарат НКВД УССР она была отклонена Первым секретарем ВКП(б) Украины Н. Хрущевым. Причиной для отказа послужило то, что брат Прокопюка, бывший член коллегии Наркомата просвещения, «оказался польским шпионом», был репрессирован и затем расстрелян.

Р. Фишер, впоследствии ставший знаменитым и более известным под именем Рудольфа Абеля, по возвращении из-за границы в Москву чудом избежал смерти. Его работа в качестве радиста у резидента-перебежчика Орлова, казалось, не оставляла шансов на жизнь, но он уцелел. Коса репрессий прошла над головой Абеля — его уволили со службы.

Будущий руководитель разведывательно-диверсионных резидентур 4‐го управления НКВД — НКГБ СССР (опергруппа «Митя» и партизанский отряд «Победители») Герой Советского Союза Д. Медведев также отделался сравнительно «легко». После проведения расследования 3 ноября 1939 года его уволили из органов государственной безопасности «за массовые необоснованные прекращения следственных дел».

Не лучшая доля ждала и добровольцев коммунистов-коминтерновцев: болгар, немцев, поляков и других. С началом войны в Испании И. Винаров, Ц. Радойнов, Д. Димитров, Г. Янков, А. Николов, Л. Партынский, Ф. Кропф и сотни других по зову сердца отправились воевать на стороне республиканского правительства. Многие начинали службу рядовыми бойцами и с течением времени стали командирами разведывательно-диверсионных групп и войсковых подразделений. Возвратившись в СССР, те из них, кто уцелел от пуль и не попал в тюрьмы НКВД, устраивали свою жизнь как могли. Простые «винтики» в гигантской и бездушной государственной машине, которая, по замыслу вождей, должна была перемолоть человеческий материал во имя эфемерного «светлого будущего», их мало интересовали.

Красноречивым подтверждением тому может служить судьба выдающегося мастера разведывательно-диверсионных операций Я. Серебрянского. На протяжении десяти лет он успешно руководил деятельностью Особой группы при председателе ОГПУ, а затем при наркоме НКВД. За эти годы им были созданы в крупных портах и на транспортных узлах ряда стран Западной Европы, Ближнего Востока и США 12 разведывательно-диверсионных резидентур из числа агентов-нелегалов коммунистов-коминтерновцев и патриотов, «не засвеченных» в публичной деятельности.

Во время войны в Испании ими осуществлялась нелегальная переброска оружия бойцам интернациональных бригад и спецгруппам НКВД, проводились диверсии на транспортных судах, направлявшихся с грузами для армии Франко, был захвачен ряд новейших образцов военной техники. И «награда» не заставила себя долго ждать. По возвращении в СССР Серебрянского ждало не повышение по службе, а камера во внутренней тюрьме и абсурдные обвинения в предательстве и сотрудничестве чуть ли не со всеми разведками стран, где действовала «группа Яши», а затем приговор к расстрелу с отсрочкой исполнения.

В последний момент что-то остановило руку Берии — в то время уже полновластного хозяина Лубянки — над расстрельным списком. Вряд ли всесильный нарком руководствовался человеческими чувствами. Будучи