он мог иметь в виду возможность подражания той роли, которую, по мнению некоторых греков, они могли бы сыграть в Римской империи. Чарторыйский и граф Станислав Потоцкий были в основном ответственны за разработку университетской реформы 1802 года, основанной на работе Польской комиссии по народному образованию, созданной в 1773 году. Их деятельность в области образования достигла своего апогея в десятилетие после Венского конгресса, когда Чарторыйский воспользовался обещанием Александра о создании культурной целостности русских провинций разделенной Польши. Потоцкий был одним из сторонников либеральной конституции 1791 года, которая вызвала гнев Екатерины II. После русской интервенции и Третьего раздела он уехал в Австрию, но вернулся с наполеоновскими войсками, чтобы стать президентом департамента образования в Великом герцогстве Варшавском. В качестве жеста примирения Александр I назначил его министром просвещения и образования. Будучи убежденным либералом и масоном, он сыграл видную роль в основании Варшавского университета, ряда высших технических школ, предназначенных для подготовки новой профессиональной элиты, и более тысячи светских начальных школ. Сатирическое отношение к церкви и высмеивание сарматского менталитета шляхты вызвали враждебность влиятельных врагов, и он был вынужден уйти в отставку. Действуя более благоразумно, Чарторыйский, будучи куратором Виленского университета до 1823 года, привел всю школьную систему в порядок.

В течение золотых лет до восстания 1830 года большинство выдающихся литературных деятелей польского романтизма окончили польские школы под его руководством.

Играя аналогичную роль в приспособлении к имперскому правлению, Ф.-С. Друцкий-Любецкий, министр финансов королевства с 1821 по 1831 год, представлял себе индустриализацию Царства Польского как двигатель экономических преобразований в Российской империи.159 Накопив небольшой запас капитала, он создал текстильную промышленность, которая успешно противостояла российским аналогам. Он возродил чахнущую польскую горнодобывающую промышленность и основал Польский государственный банк в 1828 году, более чем за тридцать лет до того, как аналогичный институт был создан в Российской империи в целом. Ему активно помогал Станислав Сташич, геолог, промышленник и памфлетист, возможно, первый панславист. После падения Наполеона он призывал поляков принять руководство Россией в политическом союзе всех славян. Назначенный директором Комиссии по промышленности и ремеслам, он первым исследовал месторождения полезных ископаемых Польши, основал современную металлургическую промышленность, построил мосты и дороги, открыл ряд технических школ160. Даже после польского восстания 1830 года Любецкий продолжал развивать польскую экономику, помогая финансировать первую в королевстве железнодорожную компанию, соединившую Варшаву с Веной.161 В начале восстания 1830 года и Чарторыйский, и Любецкий стремились придерживаться конституционных принципов и направить события по мирному пути. Неудача вынудила их покинуть Польшу. Хотя Чарторыйский стал символом сопротивления в "Великой эмиграции", он оставался строгим конституционалистом. Он критиковал радикальных польских республиканцев и осуждал русских за незаконное нарушение конституции королевства.

С точки зрения польских националистов, самым известным из коллаборационистов был генерал Юзеф Жаячек (Jóseph Zaja˛czek). Ярый якобинец и ветеран борьбы с русскими в 1790-х годах, легионер и офицер в наполеоновских войсках, он перешел на сторону русских в 1812 году. Александр удивил поляков, назначив его наместником королевства, и он занимал эту должность с полной лояльностью и даже раболепием до самой своей смерти в 1826 г. Восстание 1830 г. отбросило дело умиротворения на целое поколение назад.

Многие высокопоставленные российские государственные деятели опасались распространения идей Французской революции на земли разделенной Польши. Говоря о формировании польских легионов и притоке польских эмигрантов в Молдавию, Болгарию и Боснию в 1790-х годах, канцлер Александр Безбородко выразился наиболее резко:

 

Я боюсь, что Польша поднимается и актом восстания в Молдавии снова предлагает на основе неравенства и французского востока решить, кому доверить (я имею в виду мелкую буржуазию, толпу и отчасти мелкую шляхту) задачу присоединения к ней тех пограничных земель, которые у вас есть (porubezhnieprovintsii). Это будет конец всему!

 

Это мнение было широко распространено. Решение Александра воскресить Польшу встретило почти всеобщее неприятие среди российской элиты, включая всех его советников по внешним сношениям на Венском конгрессе, Капо д'Истрию, Карла Нессельроде и Поццоди-Борго. Они утверждали, что сохранение Польши воссоздаст старое барство, ввергнет Россию в варварство и превратит ее в азиатское государство. Они намекали, что институты конституционной Польши и самодержавной России будут несовместимы друг с другом. Речь Александра на сейме в 1818 году взволновала высших русских генералов, графа Остермана-Толстого, А.П. Ермолова, А.А. Закревского и даже графа П.Д. Киселева; к хору присоединился даже придворный историк Николай Карамзин.164 Александр пренебрег их советами и проигнорировал оппозицию, но он не был равнодушен к проблеме примирения противоречий, присущих его институциональной системе. Его решение заключалось в том, чтобы вернуть в содержание то, что он дал в форме.

Александр не стал полагаться на положения Хартии, чтобы обеспечить свою личную власть в королевстве. Он назначил своего брата, великого князя Константина Павловича, командующим польской армией, хотя поляки предпочли бы Костюшко. Новосильцева он назначил русским комиссаром - должность, не предусмотренная Конституционной хартией. И снова царь прибег к ряду специальных договоренностей, которые нарушали как принципы автономного правления, так и бюрократический рационализм, на котором строилась организация царства. И вице-король, и комиссар приобрели среди поляков репутацию произвола и жестокости. По иронии судьбы, после 1820 года Константин стал более благосклонно относиться к полякам, отчасти благодаря женитьбе на польской дворянке, а отчасти благодаря тому, что он командовал Литовским армейским корпусом, который склонил его к поддержке идеи объединения конгрессной Польши с Литвой. Это позволило бы вернуть Польшу к ее примерным границам до Третьего раздела. До самой смерти Александр умело, хотя и несколько обманчиво, поддерживал эту манящую возможность как средство привязать поляков к своему императорскому правлению.

После смерти Александра, верховного жонглера, в 1825 году отношения между Россией и ее польским пограничьем стремительно ухудшились. Причины трений остались прежними, но обе стороны были менее склонны к компромиссу. Николай I развеял иллюзии, культивируемые его братьями и лелеемые поляками, о том, что Россия может отделить Литву от центрального управления и присоединить ее к королевству. Он выступил против этой идеи, поскольку она "нарушила бы территориальную целостность империи". Николай приступил к русификации Литовского армейского корпуса, очищению гражданской администрации от поляков и лишил Виленский учебный округ власти над школами в Могилевской, Витебской и Минской губерниях. Он также начал кампанию по присоединению униатов к Офциальной православной церкви. Спорная территория старого Великого княжества Литовского (поляки называли ее Кресы) будет оставаться костью раздора между поляками и русскими на протяжении более чем столетия.

Вторым важным вопросом, раздиравшим обе стороны, было возникновение тайных обществ и юрисдикция над судебными процессами по политическим делам. Вступив на престол, Николай потребовал расследования деятельности подпольного