работавшим над проблемами внутреннего управления, такими как водопровод, городское планирование, строительство дорог, управление лесами, развитие торговли и строительство школ". Но таких, как он, было слишком мало. Русское провинциальное дворянство не оправдало надежд Екатерины. В целом они были малообразованными, неимущими и погрязшими в местных распрях. Признав эту проблему, Александр рассмотрел возможность того, что элита пограничных районов, а не центра, может послужить моделью для восстановления империи. При нем имперское правление стало организовываться по асимметричным линиям, отражающим национальные и исторические различия.

В прибалтийских губерниях Александр восстановил права местной элиты Эстляндии, Лифляндии и Риги, восстановленные Павлом после отмены их Екатериной, но только "постольку, поскольку они согласны с общими постановлениями и законами нашего государства". Он предоставил крепостным личную свободу, но оставил их в экономической зависимости от немецких помещиков. Разрабатывая планы управления Балтикумом, Александр выбрал советников из числа представителей русской и местной элиты. Будучи людьми переходной эпохи, они разделяли с ним ряд принципов, почерпнутых из рационального бюрократического абсолютизма эпохи Просвещения и зарождающегося историзма эпохи романтизма. Попытка примирить универсальное и партикулярное породила институты, которые по своей сути были противоречивы. Император и имперская элита было все труднее поддерживать хрупкий баланс между двумя принципами в повседневном управлении. Местные элиты смогли найти в дуальной системе достаточное обоснование как для уступчивости, так и для сопротивления.

На протяжении большей части XIX века балтийским немецким помещикам удавалось сохранять свое привилегированное положение. Но растущее эколого-номическое недовольство эстонского и латвийского крестьянства, появление местной националистической интеллигенции, нападки со стороны русифицирующейся интеллигенции и имперских бюрократов угрожали подорвать их господствующее положение. К 1905 году, как мы увидим, балтийские бароны боролись за свою жизнь.

Присоединению Финляндии к Российской империи в качестве великого княжества способствовала небольшая группа финской интеллигенции и шведско-финских военных и гражданских чиновников, разочаровавшихся в стокгольмском правлении. Они стали прислушиваться к призывам российских дипломатов. В 1808 году, недовольные прекращением войн и их разрушительными последствиями для страны, они поддержали идею автономной Финляндии в составе Российской империи. Однако вхождение Финляндии в состав Российской империи не прошло гладко и до конца оставалось юридически двусмысленным.

Первоначально конституционная структура Великого княжества Финляндского основывалась на трех отдельных документах, не имевших внутренней согласованности, и базировалась на двух противоречивых принципах: местной автономии (политическое байство) и политической интеграции (державное обладание). Их так и не удалось примирить. Александр I принял предложения местной элиты о передаче финских дел под скипетр царя - формулу, которой не хватало ясности. Он сохранил и даже расширил права и привилегии финнов, которыми они пользовались под властью Швеции. По совету Михаила Сперанского он увеличил территорию великого княжества, присоединив к нему Старую Финляндию (Карельский и Выборгский районы), аннексированную Елизаветой Петровной. Все это соответствовало желанию царя, "чтобы дела, касающиеся управления новоприобретенной Финляндией и представляемые на Мое решение, рассматривались и решались на тех самых началах и законах, которые свойственны той стране и утверждены Нами". В то же время он согласился с советом Сперанского, отказавшись вводить какие-либо конституционные и представительские особенности, которые поставили бы эти партикулярные права и привилегии на законную основу. После создания финский сейм не встречались с 1809 по 1864 год. Как предположил Марк Раефф, их конечной целью было "добиться структурной идентичности между российской и финской администрациями", хотя и постепенно. Если так, то столетие оказалось недостаточным временем.

 

Бессарабия и княжества

На южном конце западной границы России аналогичную схему приспособления к императорскому правлению выработал еще один советник Александра, уроженец иностранного государства, Иоанн Капо д'Истрия, который поступил на русскую службу в 1808 году и дослужился до ранга министра иностранных дел. Он уже участвовал в планировании поддержки Россией независимости Греции, когда ему поручили разработать "Правила для временного управления Бессарабией". В них было включено обещание Александра уважать местные законы и обычаи, когда в 1806 году, во время войны с Османской империей, русские оккупировали Дунайские княжества. Но Капо д'Истрия также видел возможность использования провинции Бессарабия, аннексированной Россией в 1812 году после шестилетней войны с Османской империей, в качестве "земли обетованной для греков". Он способствовал тому, чтобы видный молдавский бояр и его личный друг Скарлат Стурдза был назначен первым губернатором и разработал для него проект инструкций. Целью было искоренение местных "пороков" и введение рационального, просвещенного законодательства.

Как и в Финляндии, а затем и в Польше, в российской политике прослеживались два противоречивых элемента, хотя они и принимали несколько разные формы. С одной стороны, молдавские бояре были уверены в своих исторических правах. С другой стороны, в духе Екатерины II был запущен проект колонизации "пустых мест", которые молдавские бояре впоследствии утверждали, что принадлежат им на исторических основаниях. Тот факт, что основную массу колонистов составляли болгарские крестьяне, которые отказались от власти османских господ и помещиков, чтобы найти защиту у России, осложнил социальные отношения в регионе. Бояре заявили о своих сеньориальных правах над крестьянами. Последние сопротивлялись, в основном уходя через Прут на Украину, что еще больше нарушало начавшийся процесс колонизации.

Пытаясь разобраться в ситуации, Александр повторил свое двойное желание - сохранить местные законы, нравы и обычаи и организовать территорию в соответствии с политикой, уже принятой в Финляндии и Царстве Польском. Эти принципы были воплощены в Бессарабском уставе 1818 года. Его реализация оказалась сопряжена с трудностями.

Первая трудность вытекала из общей системной проблемы, которая служит лейтмотивом данного исследования, а именно: противоречия в государственном строительстве мультикультурной империи между местными традициями и централизаторскими практиками. Вторая трудность, также системная, но характерная для Российской империи, заключалась в множественности источников институциональной власти. Как мы уже видели, министерские реформы Александра I увеличили количество конкурирующих форм имперского правления, не рационализировав при этом систему подчинения.

В начале 1820-х годов вновь назначенный генерал-губернатор Новой России и наместник Бессарабии М. С. Воронцов и гражданский губернатор Бессарабии Ф. Ф. Вигель были потрясены хаотичной обстановкой в губернии и развращенными нравами местных бояр, которых они воспринимали через призму восточного мировоззрения. Воронцов энергично проводил политику колонизации южной части губернии сербами, казаками и государственными крестьянами, отдавая предпочтение их интересам перед интересами местных бояр. Совместно с Министерством внутренних дел он добивался замены Устава 1818 года, резкого сокращения автономных учреждений губернии, а также способствовал включению бояр в состав российского дворянства.

В этот период российская администрация княжеств под просвещенным правлением графа Павла Киселева заменила модель османского императорского правления. Киселев принадлежал к тому блестящему поколению русских военных, ветеранов наполеоновских кампаний, которые впоследствии разделились на два политических течения: одно привело к восстанию декабристов, а другое - к административной