Польского патриотического общества, которое было частично подавлено в последние годы правления Александра, но поддерживало тайные связи с декабристами. Мягкие приговоры, вынесенные польскими властями на их публичных процессах, вызвали длительную судебную тяжбу. Царь в конце концов вмешался, отчитал Сенат и распорядился о повторном рассмотрении дела нескольких обвиняемых в российском суде. Несмотря на эти и другие противоречия, ни Николай, ни его брат Константин Павлович не проявляли намерения упразднить Царство Польское или уничтожить его основные институты управления. Не питали революционных устремлений и ведущие польские сторонники примирения, такие как Чарторыйские, Любецкие, большинство чиновников в правительстве и представителей в сейме. Но не без оснований каждый из них подозревал другого в стремлении различными способами изменить правящие институты в сторону большей или меньшей автономии. Когда небольшая группа заговорщиков прибегла к насилию, пропасть, разделявшая ответственных руководителей польского и российского правительств, оказалась слишком велика, чтобы преодолеть ее с помощью примирительных мер. Большая часть польской шляхты присоединилась к радикалам во время восстания 1830 года.

После подавления восстания в 1832 году Николай установил режим, который он, вероятно, предпочитал еще до его начала. Царство сохранило свой титул, но мало что осталось от замысла Александра. На смену конституционным документам пришел Органический статут, но даже его положения так и не были полностью реализованы. Царство было разделено на российские губернии, а административная структура сведена к оболочке. Правителем стал фельдмаршал И.Ф. Паскевич, хорошо известный полякам как "Могилевский гончий". Польская армия была расформирована, а ее солдаты вошли в состав русских полков, служивших на Кавказе. Возможно, до 10 % помещичьих имений были конфискованы; 80 000 поляков были депортированы в Сибирь; еще 10 000 уехали за границу, чтобы присоединиться к "Великому переселению".

После этого российская бюрократия попыталась ослабить абсолютную власть дворянских помещиков над русинским крестьянством и погасить любую искру польского культурного возрождения на Украине. Под патерналистским управлением генерал-губернатора Д. Г. Бибикова (1838-1852 гг.) Законы об инвентаре (1847 г.) детально регламентировали обязанности и обязательства помещиков и крестьян. Для того времени это был необычайно смелый и новаторский шаг, забюрократизировавший аграрные отношения и создавший прецедент государственного вмешательства в масштабах всей империи.

Борьба за контроль помогла подготовить почву для отмены крепостного права десятилетием позже. Бибиков также начал наступление на социальный статус шляхты, лишив 340 000 безземельных дворян их титулов. Гекон конфисковал имущество крупных католических монастырей и заставил 130 000 униатов вернуться в православие. Он завершил свою централизаторскую политику в области образования и религиозных дел, заставив крупнейших помещиков отдать своих сыновей на императорскую службу.

Поляки продолжали конкурировать с русскими в единственной области, где они все еще сохраняли преимущество, - в сфере высшего образования. Польские студенты стекались в недавно основанный университет Святого Владимира в Киеве, а также в пропорционально большом количестве поступали в Московский университет. Министр просвещения России граф Уваров, придерживаясь осторожного курса, предпринял несколько пробных шагов по содействию образованию поляков, которые, по его мнению, могли бы поступить на императорскую службу и, возможно, даже противостоять влиянию экстремистов. Но его политика не была последовательной и не казалась очень эффективной.

Польская борьба за установление культурного контроля над Украиной была обречена на то, что Даниэль Бовуа назвал "двойным параличом". Сарматский менталитет самых богатых польских шляхтичей заточил их в архаичном обществе, основанном на эксплуатации крестьянства. Они враждебно относились к любым реформам в сельской местности и даже запоздало отреагировали на создание православных приходских школ в 1859/60 годах. В данном случае это послужило инструментом для поляков в борьбе с украинскими массами, что стало одной из главных причин провала их второй великой инсуррекции в 1863 году. Польские писатели и поэты-романтики маскировали суровую социальную реальность аграрных отношений сентиментальными и героическими воспоминаниями об идиллическом прошлом, когда рыцари-пограничники и монахи-воины бродили по понтийским степям. На крестьянство эти фантазии не оказывали никакого влияния. Но будущие поколения поляков сохранили идеал польской Украины, вдохновив легионы Пилсудского в 1920 году на поход на Киев. Пустота украинской идиллии была быстро разоблачена, хотя польские националисты цеплялись за рваные лоскуты этой традиции до тех пор, пока в самом конце Второй мировой войны вновь не вспыхнул польско-украинский конфликт.

После смерти Николая I в 1855 году самодержавие вновь попыталось договориться с польской элитой. Александр II, первый царь, говоривший по-польски, сразу же пошел на умеренные уступки, объявив амнистию польским ссыльным в Сибири. Медицинская академия, а также пригласил польских помещиков принять участие в дебатах об освобождении крепостных. Однако он предупредил поляков: "Никаких дневных мечтаний, господа". Но, как заметил Норман Дэвис, "стоит ему уступить дюйм, и его польские подданные тут же надумают взять милю". Главный польский архитектор новой эры сотрудничества, маркиз Александр Великопольский, был ветераном восстания 1830 года, который в изгнании пришел к сотрудничеству с русскими. В открытом письме князю Меттерниху в 1846 году Велёпольский советовал полякам отказаться от прошлого и искать защиты Николая I как "самого великодушного из наших врагов" в противовес "вечной ненависти немцев к нашей славянской расе". Когда первые жесты Александра по смягчению российского правления были встречены патриотическими демонстрациями, он обратился к Велёпольскому за помощью в восстановлении порядка. Программа реформ Великопольского, направленная на облегчение положения крестьянства, эмансипацию евреев и полонизацию администрации, все в рамках Органического устава, не смогла завоевать уважение умеренных, удовлетворить мятежников или получить доверие российских бюрократов. Умеренные, собравшиеся в Сельскохозяйственном обществе, были готовы лишь на словах сотрудничать с Великопольским. Они стремились добиться широких уступок, которые позволили бы восстановить польскую автономию и вновь расширить границы на востоке страны. Александр II был готов пойти на уступки, но не на автономию. После беспорядков 1861 года он назначил своего брата, Константина Николаевича, который все еще пользовался репутацией реформатора, новым вице-королем, а Велепольского - главой гражданской администрации. Инструкции Александра Константину показывают, насколько мало его идеи по управлению поляками отличались от отцовских, хотя по темпераменту он был более расположен к ним. Он писал, что его главной целью является восстановление правового порядка, установленного Органическим статутом. Он предостерегал от стремления к популярности или уступкам требованиям крайней патриотической партии, которая никогда не пойдет на уступки. Он напоминал брату, чтобы тот никогда не забывал, что "Царство Польское в его нынешних границах должно навсегда остаться владением (dostoianie) России". Чтобы избежать ошибок прошлого, продолжал Александр, не может быть и речи о конституции или национальной армии. "Согласиться на это значило бы отречься от Польши и признать ее независимость со всеми гибельными для России результатами, а именно, потеря всего, что когда-либо было завоевано Польшей и что