Шрифт:
Закладка:
Лифт звякнул, и двери открылись.
— Это нецелесообразно.
— О, ты понятия не имеешь… Эй, что ты?..
Казалось, ее сердце пропустило десяток ударов, когда Адам подхватил ее на руки. Оливия слабо вскрикнула. Он нес ее на руках в номер просто потому, что она натерла мизинец. Выбора у нее особенно не было, поэтому она обвила руками его шею и прижалась к нему, пытаясь обезопасить себя на случай, если он вдруг решит ее отпустить. Руки, поддерживающие ее спину и колени, были теплыми и сильными.
От него потрясающе пахло. И как же приятно было ощущать его прикосновение.
— Знаешь, номер всего в двадцати метрах от нас…
— Понятия не имею, что это значит.
— Адам.
— Мы, американцы, мыслим футами, госпожа Канада.
— Я слишком тяжелая.
— Это точно. — Однако же, вставляя ключ-карту, он перехватил Оливию с необыкновенной легкостью. — Тебе следует исключить из рациона тыквенные напитки.
Она слегка дернула его за волосы и улыбнулась ему в плечо.
— Никогда.
Их бейджи по-прежнему лежали на столике у телевизора, точно там, где их оставили; у Адама на кровати валялась полуоткрытая программа докладов, а также сумки с логотипом конференции и куча бесполезных листовок. Все это сразу привлекло внимание Оливии, и ей словно бы всадили тысячу мелких осколков в свежую рану. Ей вспомнилось каждое слово, сказанное Томом, вся его ложь и вся его правда, его насмешливые оскорбления и…
Адам словно бы все сразу понял. Как только он опустил Оливию на пол, он сгреб все относящееся к конференции и сбросил на кресло, повернутое к окнам, туда, где она не могла это видеть. И тогда Оливия… чуть не обняла его. Этого делать не следовало: она уже дважды обнимала сегодня Адама — но как же ей хотелось. Вместо этого она решительно выбросила из головы все эти мелкие осколки, упала навзничь на кровать и уставилась в потолок.
Она боялась, что будет неловко находиться с ним в таком тесном пространстве целую ночь. И некоторая неловкость была, по крайней мере, когда она приехала этим утром, но теперь она чувствовала себя спокойно и уютно. Как будто ее мир, вечно такой сумбурный, беспорядочный и полный забот, теперь замедлился. Стал чуть проще.
Покрывало зашуршало у нее под головой, когда она повернулась посмотреть на Адама. У него тоже был расслабленный вид. Он повесил пиджак на спинку стула, затем снял часы и положил их на стол. Непринужденная домашняя обстановка… Мысль о том, что их вечер закончится в одном и том же месте, в одно и то же время, успокаивала, словно медленное поглаживание по позвоночнику.
— Спасибо. Что купил мне еды.
Адам взглянул на нее, сморщив нос.
— Не уверен, была ли там хоть какая-то еда.
Оливия улыбнулась и перекатилась на бок.
— Ты пойдешь еще куда-нибудь?
— Куда-нибудь?
— Ну, там, встретиться с другими важными учеными? Съесть еще три кило эдамаме?
— Думаю, мне хватит социализации и эдамаме еще лет на десять. — Он снял ботинки и аккуратно поставил их у постели, положив сверху носки.
— Значит, ты остаешься?
Адам помедлил и взглянул на нее.
— Если только ты не хочешь остаться одна.
Нет, я не хочу. Она приподнялась на локте.
— Давай посмотрим какой-нибудь фильм.
Адам моргнул.
— Конечно. — Кажется, он удивился, но был не против. — Но если вкусы в кинематографе у тебя хотя бы отчасти такие же, как в еде, вероятно, это…
Он не ожидал прилетевшей в него подушки. Подушка отскочила от его лица и упала на пол, отчего Оливия захихикала и спрыгнула с постели.
— Не против, если я сначала приму душ?
— Зануда.
Она принялась копаться в своем чемодане.
— Можешь выбрать фильм! Мне все равно какой, лишь бы там не убивали лошадей, потому что это… Блин.
— Что?
— Я забыла пижаму. — Она поискала телефон в карманах куртки. Его там не было, и она поняла, что не брала его с собой в ресторан. — Ты не видел мой… О, вот он.
Батарея почти сдохла, вероятно, потому, что после доклада Оливия забыла выключить запись. Она давно не проверяла сообщения и теперь обнаружила несколько непрочитанных, в основном от Ань и Малькольма. Друзья спрашивали, где она и планирует ли еще прийти на вечеринку, чуть позже велели ей тащить туда свою задницу как можно скорее, потому что «выпивка льется рекой», а потом, наконец, просто сообщали, что все они едут в центр города, в бар. К этому моменту Ань, должно быть, уже здорово набралась, потому что в последнем ее сообщении значилось: «Зони, ели хочешь при соединиться, Оливв».
— Я забыла пижаму и хотела узнать, нельзя ли что-нибудь позаимствовать у друзей, но, кажется, их не будет на месте еще несколько часов. Хотя, может, Джесс не поехала с ними, дай я напишу и узнаю…
— Вот. — Адам положил на ее кровать нечто черное и аккуратно сложенное. — Можешь надеть, если хочешь.
Она скептически осмотрела предложенную вещь.
— Что это?
— Футболка. Я спал в ней вчера, но, вероятно, это лучше, чем твое платье. Для сна, я имею в виду, — добавил он, слегка покраснев.
— О!
Оливия взяла футболку и тут же заметила три вещи: она была такой огромной, что достала бы ей до середины бедра, а может, и ниже; она пахла божественно, кожей Адама и кондиционером для белья, Оливии хотелось зарыться в футболку лицом и вдыхать этот запах неделями; а на груди шла надпись большими белыми буквами…
— «Биониндзя»?
Адам потер затылок.
— Я ее не покупал.
— Ты ее… украл?
— Это был подарок.
— Что ж. — Она улыбнулась. — Чертовски хороший подарок. Доктор ниндзя.
Он бесстрастно посмотрел на нее.
— Расскажешь кому-нибудь, я буду все отрицать.
Оливия хихикнула.
— Ты уверен, что можешь дать ее мне? А что наденешь ты?
— Ничего.
Она, должно быть, слишком сильно разинула рот, потому что он удивленно посмотрел на нее и покачал головой.
— Шучу. У меня футболка под рубашкой.
Она кивнула и поспешила в ванную, очень стараясь не встречаться с ним взглядом.
В одиночестве, под горячими струями, было гораздо труднее думать только о несвежих суши и усмешке Адама и забыть, почему она сегодня три часа навязывала ему свое общество. Том повел себя с ней отвратительно, и ей необходимо сообщить об этом в отдел кадров. Необходимо рассказать обо всем Адаму. Необходимо сделать что-то. Но каждый раз, когда Оливия пыталась обдумать это рационально, у нее в голове раздавался его голос: «посредственность», «красивые ножки», «бесполезно», «вторично», «умильная слезливая история» — так громко, что она боялась, как бы ее череп не раскололся на куски.