Шрифт:
Закладка:
– Выхода не существовало!
– Там, где длинный просторный проход снаружи входил в пещеру, мы столкнулись со стеной из цельного гранита. Затем мы оба с надеждой посмотрели в сторону расщелины, через которую пробивался солнечный свет. Антонио был достаточно предусмотрителен, чтобы наполнить свой карман монетами из нашей шкатулки. После часа сложного подъема мы оказались на открытом месте на склоне горы, глядя вниз в большую темную расщелину, из которой мы выползли.
– Взглянув, мы увидели далеко внизу небольшой город, и снова в недоумении посмотрели друг на друга – мы никогда не видели этого города. Что все это значит? Бестолково скрючившись на краю разлома, мы дождались темноты, а затем поползли вниз по горе к деревне, ожидая, что при нашем приближении она исчезнет как мираж. На окраине мы осторожно вошли в небольшую закусочную. Немногочисленные посетители с любопытством уставились на нас, когда мы заказали что-нибудь поесть, так как мы оба были очень голодны. Мы даже ожидали услышать, как они будут обсуждать наши последние похождения, как мы часто слышали от других, но "Три грабителя-джентльмена" были забыты за болтовней о землетрясении, которое сотрясло горы тем утром.
– На столе, за которым мы ели, лежала газета, которую я взял в руки, чтобы просмотреть. Первое, что бросилось мне в глаза, была дата. Мне показалось, что я не сумел правильно прочитать ее и поднес лист ближе к глазам:
"Боже милосердный!"
– Когда я произнес эти слова, Антонио поднял голову и посмотрел на меня. Я положил палец на дату на газете и медленно поднес ее к нему – "7 июля 1890 года!"
– Когда слова замерли на его губах, его глаза искали мои с немым вопросом. Пока мы смотрели друг на друга через стол, каждого из нас осенила невероятная истина – мы были мертвы для мира в той горной обители не час, не день, а пятьдесят лет!
– Мы ели нашу трапезу в немом молчании, силы разума казались слишком ничтожными, чтобы быстро постичь невероятную истину, и бесчисленные вопросы проносились в нашем ошеломленном мозгу. Когда Антонио пододвинул к хозяину золотую монету, тот взял ее и с любопытством перевернул.
– "Старая, сеньор, откуда она у вас?"
– Вопрос поставил нас обоих в тупик, и, пробормотав какое-то объяснение, мы поспешили выйти из ресторана и покинуть город. В течение двух дней мы бесцельно брели на север. Страна оказалась густо населенной. Новые города и поселения возникали повсюду, обычаи и нравы претерпели удивительные изменения за те полвека, что мы были похоронены. Путем скрытых расспросов мы выяснили, что люди уже давно перестали вспоминать о наших дерзких ограблениях и что нас считают мертвыми. Затем мы разделили деньги, которые Антонио вынес из пещеры, и расстались, он продолжил путь на север в Техас, а я повернул назад и отправился в город Мехико.
– К счастью, меня никто не узнал. Я выяснил, что все члены моей семьи уже много лет как умерли, а их потомкам я не открылся. Необъяснимая тайна моего пятидесятилетнего сна преследовала меня, и я решил посвятить свою жизнь ее разгадке. Я с новым рвением взялся за изучение естественных наук, добавив к ним физику и химию. Желая жить неподалеку от пещеры, я отправился в маленький городок, где мы с Антонио впервые узнали о нашем пятидесятилетнем заключении, и сделал его своей штаб-квартирой. Осмотревшись, я обнаружил, что старый проход, ведущий со стороны горы в нашу пещеру, давно завален, и узнал из правительственных документов, что 14 лайма 1840 года в этом месте произошло сильное землетрясение в Сьерра-Мадресе. Это вполне объясняло закрытие прохода. Когда я сидел и писал в своем дневнике 14 июня 1840 года, от подземного толчка проход, ведущий со стороны горы в нашу тайную камеру, обрушился. Огромные гранитные плиты крыши прохода, должно быть, падали снаружи внутрь, как детские кубики, сталкивая друг с другом воздух трехмильного прохода и сжимая его с ужасающей силой в каменных стенах пещеры.
– В своих научных исследованиях я обнаружил, что если воздух сжимать, заставляя его молекулы сближаться, то он становится теплым, а затем, если позволить небольшому количеству этого сжатого воздуха расшириться, то то, что осталось, становится очень холодным. Я рассудил, что если этот процесс сжатия и расширения будет продолжаться в достаточной степени, то воздух в конце концов придет в жидкое состояние. То, что воздух в камере пещеры был холоднее, чем температура на северном полюсе, не вызывает сомнений, как он охлаждался и насколько он был холодным, я не представляю.
– Идентичная сила, которая держала нас в заточении в течение пятидесяти лет, также освободила нас, за исключением того, что в последнем случае возмущение привело к освобождению нашей тайной пещеры, ослабив ужасающее давление воздуха; когда нормальные условия были восстановлены, мы проснулись. Я еще не разгадал великую тайну того, как зачаток жизни оставался в нас в течение полувека. Я знаю только, что когда я проснулся, мне показалось, что я начал жить в том же самом состоянии, в котором я заснул. Я могу объяснить эти условия только теорией условной анестезии, мы, должно быть, были охлаждены – заморожены до состояния статуй.
– Хосе? Ах, да – бедный Хосе! Помнишь, вчера в своей лаборатории ты погрузил кусок сырой говядины в жидкий воздух, а затем ты раздробил его на кусочки между пальцами. Так вот, Хосе был единственным из троих стоявшим на ногах, когда наступил толчок, и когда я закрыл глаза, он все еще стоял неподвижно. Хосе, должно быть, был застывшей статуей, и после того, как он затвердел, как кусок говядины, он, вероятно, был сломан на куски каким-то последующим ударом. Та же участь должна была постигнуть и нас, если бы мы упали.
– Теперь вы можете понять, почему ваши эксперименты с жидким воздухом здесь, на Востоке, заинтересовали меня. Они, казалось, предлагают разумное объяснение тайны; поэтому я здесь. Признайтесь, что мне уже девяносто лет, а, сеньор?
Хотя Терстон вряд ли рассчитывает, что другие люди будут верить странной истории Эмильо Валькеса, он все же поверил в нее. Он видел выцветший журнал с оборванной строкой, где автор остановился, когда наступил толчок, старую
