Шрифт:
Закладка:
– В первый раз лучше затягиваться помедленнее, – подсказал Девон, усаживаясь рядом на деревянный настил.
Гарри снова зашелся кашлем и быстро кивнул.
– Спасибо.
– Угости сигареткой, а?
Гарри протянул самокрутку Девону. Надо будет при первой же возможности восполнить запасы Макса, подумал он. Девон закурил, неспешно и спокойно затянулся, поднял голову и выдохнул ровную струйку дыма.
– Бедняга Макс, вот так история с ним приключилась.
Гарри ничего не ответил. Он сделал новую затяжку, на этот раз осторожнее, чтобы дым не попал в легкие, и тут же выдохнул.
– Есть вообще новости? – уточнил Девон.
– Не-а. Можно подумать, мне расскажут, как он там, – проворчал Гарри. Как же он ненавидел всю эту неизвестность, невозможность узнать, как дела у Макса, сможет ли он вообще ходить, вернется ли на ферму.
– Уверен, он поправится, – успокоил Дев.
Гарри что-то невнятно промычал в знак согласия, хотя совсем не был в этом уверен.
Позже днем Форрест вернул Макса домой: принес мальчика на руках со строгим выражением на широком лице, уложил на кровать, а сам опустился на стул рядом и снял шляпу. Гарри наблюдал эту картину, стоя чуть поодаль. В нем с новой силой вскипала ярость.
– Ну что, дружок, удобно тебе? – спросил Форрест, так старательно наминая мясистыми ладонями свою шляпу, что та вскоре стала плоской.
Макс полусидел на кровати, откинувшись на подушки и вытянув перед собой ноги.
– Ага. – На Форреста он даже не взглянул, лишь буравил взглядом свои ступни, угадывающиеся под одеялом.
– Ну вот и славно. Могу принести тебе что-нибудь поесть, если хочешь.
Макс наконец посмотрел на директора и вздохнул.
– Было бы здорово.
Форрест поднялся, по-прежнему не выпуская шляпы из пальцев.
– Отлично. Достанем тебе поесть и стакан молока. Сразу станет полегче.
Макс не стал спорить, а вот Гарри хотелось наорать на директора: он понимал, что друг никогда не оправится полностью. Макс любил Форреста, видел в нем отцовскую фигуру, а директор предал эту веру и заодно утратил уважение самого Гарри. Мальчик возненавидел Форреста, а вместе с ним и остальных учителей, воспитательниц, руководство, чиновников – за то, что они сделали с Максом, с Мэри, со всеми, кого Гарри так любил.
Форрест торопливо вышел из общежития, а Гарри подошел к другу, спрятав руки поглубже в карманы шортов. На лице Макса, всегда таком жизнерадостном, застыло печальное выражение, от которого ком вставал в горле.
– Как себя чувствуешь?
Макс встретил его взгляд и слабо улыбнулся уголком рта.
– Ты что, не слышал? В два счета поправлюсь.
– Больно тебе?
– Еще как. Просто на стену лезть охота, но доктор сказал, когда отек спадет, я сразу же смогу ходить. Вернее, он так думает, но наверняка этого никто не знает. Я повредил позвоночник. Мне твердят, мол, думай о хорошем.
Гарри закрыл лицо руками. Поскорее бы этот проклятый комок в горле растворился! Его обуяли горечь и боль, и он боялся, что голос его выдаст.
– Уж я с ним поквитаюсь. Обещаю тебе.
Макс нахмурился.
– С кем? С Форрестом?
Гарри молча кивнул.
– Не надо. Не хочу, чтобы ты ввязывался.
– Но почему? Почему нет? Он заслуживает наказания! Его убить мало за то, что он сделал! – Гарри сжал кулаки. Ему вдруг стало жарко.
Макс закрыл глаза. Его лицо заметно побледнело. Он немного поерзал, морщась от боли, потом нашел положение поудобнее и заговорил пропитанным болью голосом:
– Пообещай, что не станешь мстить Форресту. Прошу тебя.
Немыслимо, подумал Гарри. На директора обязательно надо донести в полицию. Тюрьма – это еще мягкое наказание за такую жестокость. Ему это просто так с рук не сойдет! Крю вот живет себе припеваючи после того, как поиздевался над Мэри, а теперь еще и Форресту ничего не будет за избиение Макса?
– Не понимаю. Почему ты не хочешь, чтобы он заплатил за содеянное? Его надо арестовать!
– Я ведь тебе говорил, не такой уж он и злодей. И в целом ничего особого себе не позволяет. Сейчас вот поесть мне принесет и молока, потому что сожалеет о том, что меня ударил. Я не хочу… – Макс сглотнул. Голос у него дрогнул. – Не хочу его терять. Он обо мне переживает, взаправду переживает, он сам так сказал по пути из больницы. Пообещал, что ничего подобного впредь не повторится. Что он исправится.
– И ты ему веришь?! – возмутился Гарри.
– Да, верю. А если он уйдет, кто у меня тут останется? Эльза и Форрест – вот моя семья, никого ближе у меня нет в целом мире. Хорошо тебе, ты помнишь свою маму, знаешь, каково жить с родными. А обо мне, кроме Форреста и Эльзы, никто не заботился.
– Еще у тебя есть я, – напомнил Гарри.
Макс улыбнулся.
– Рад, что так.
Гарри отошел в дальний конец комнаты и хлопнул ладонью по одной из кроватей.
– Это неправильно.
– Но я так хочу, – возразил Макс.
– Хорошо, ради тебя буду сдерживаться.
– Спасибо, дружище. Славный ты малый.
Раздался гонг. Гарри оторопел было, но потом, помахав другу, вышел на улицу: настало время идти на вечерние работы. В голове творился настоящий хаос. Ноги сами понесли мальчика; сперва бег был легким, а потом Гарри со всех сил помчался через деревню. У конюшни он сбавил скорость, а потом и вовсе остановился у ограды, за которой паслись лошади. Животные всегда его успокаивали, даже если казалось, что чувства вот-вот возьмут над разумом верх. Гарри страшно хотелось кого-нибудь поколотить, бить что-нибудь кулаками, пока не сломается, а на костяшках не выступит кровь. Забывшись, он стукнул по забору. Одна из лошадей, серая с черными гривой и хвостом, удивленно вскинула голову и поспешила к мальчику. Наверное, ждала, что он угостит ее морковкой. Гарри показал пустые ладони:
– Прости, дружок. Ничего я тебе не принес.
Лошадь просунула морду между перекладин ограды, и Гарри удивленно покачал головой. Какие все-таки потрясающие создания лошади. Раньше он любовался на них только издалека, а теперь, на ферме, мог разглядывать и вблизи, а иногда даже гладить. Он ласково прикоснулся к носу серой красавицы. Она обдала его горячим дыханием, и мальчик невольно рассмеялся. Потом почесал ее между ушами, пробравшись пальцами под длинную гриву. Кажется, лошади это понравилось: она еще сильнее высунула морду и прихватила губами край рубашки мальчика.
Он провел с лошадьми еще несколько минут – гладил их, шептал ласковые слова, гулял рядом, пока они паслись. А когда пришло время