Генри покачал головой.

– Я знаю, это звучит ужасно, даже отвратительно, – поспешила я предвосхитить его возражения, – но ты же не будешь отрицать, что она проводила очень много времени в церкви, не встречалась с парнями, хотя явно пользовалась у них популярностью, многие хотели с ней встречаться. Разве это не говорит в пользу правдивости признания отца Мида?

– Нет, – коротко, но безапелляционно ответил он. – По этой логике парнем моей сестры мог быть кто угодно. И это действительно так: это кто угодно, но не отец Мид.

– А кто же, по-твоему, тогда эта таинственная личность? И почему ты так отрицаешь причастность к этому отца Мида? – Я говорила с давлением, пусть и небольшим. Но притягивание за уши фантастических теорий тогда, когда был явный ответ, мне казалось уже через край. И никакие чувства родственника жертвы тут не могли быть оправданием.

– Да потому что!.. – вспылил Генри, но тут же осекся.

У меня вдруг все встало на свои места.

– Ты знаешь, кто он, верно? – проговорила я тихо.

Генри неуверенно мотнул головой и сделал еще один внушительный глоток из бокала, почти осушив его.

– Не знаю, но подозреваю. – Он сел на высокий кухонный стул, словно сдаваясь под моими вопросами.

– И кого же?

Генри явно сомневался, сообщать ли мне о своих подозрениях.

– Я никому не скажу, – по-детски добавила я.

Он усмехнулся, но ответил:

– Я знаю, тебе это покажется странным, а может, ты даже немного испугаешься…

Я затаила дыхание. Он налил еще виски и выдохнул:

– Я думаю, это Джордж Хики.

– Кто? – Я была сбита с толку.

– Джордж, хозяин «Кабана и хряка», дядя Риты, – ответил он терпеливо, а я поняла, что никогда не слышала фамилии Джорджа.

И хотя мои подозрения были очень близки к точке зрения Генри, я все же спросила:

– Почему тебе кажется, что это он?

Генри удобнее устроился на стуле и начал издалека:

– Ты не знаешь, но в юности мы с Джорджем были друзьями, он часто бывал в этом доме.

Кажется, это называется феноменом Баадера – Майнхоф[5]: в этот день люди словно сговорились рассказать мне о нежных чувствах Джорджа к Джинни и их дружбе с Генри. Я постаралась скрыть то, что эта новость мне уже известна, но не довольно ли было за день новостей?

– Наверное, тебе кажется странным, что сейчас мы совсем не общаемся, – продолжал Генри.

– Вовсе нет, я ни с кем не общаюсь со времен школы, – успокоила его я. – Но у вас с Джорджем была какая-то размолвка? И почему вообще ты думаешь, что убийца – именно он? Они с Джинни встречались?

– Нет, господи, нет! – бурно отреагировал на мои слова Генри, а я решила, что виски делает его откровеннее, чем он хотел бы.

Моя поднявшаяся бровь заставила его объяснить реакцию, но он не сразу смог найти слова.

– Черт возьми, – выдохнул он наконец и снова отпил из бокала, словно для того, чтобы набраться смелости. – Мне сложно принять до сих пор, что у моей сестры могли быть сексуальные отношения хоть с кем-нибудь вообще. Она была ребенком, чистым, безгрешным ребенком, Маделин. Она была не из этого мира интриг, грязи, умирания. Именно поэтому то, что произошло с ней, то, как она сделала это с собой, так повлияло на нашу семью. Мы словно все потеряли жизненные ориентиры. Словно все, что держало нас на этой земле: вера, красота, доброта, талант, гений, – все это было уничтожено одним днем самым жестоким способом. Конечно, это подкосило моих родителей.

– Но не тебя, – заметила я.

Он быстро поднял на меня глаза.

– Верно, меня оказалось не так просто сломать. Каждый переживает боль по-своему. Кто-то не в силах ее принять, кончает с собой, как отец. Кто-то сходит с ума, как мама. А кто-то становится одиноким затворником без семьи и друзей, как я.

Он грустно улыбнулся, отчего мне стало стыдно за свой комментарий.

– Для всех нас тогда мир перестал быть очевидным. Мы все пытались осознать, что с ним не так, что Он допускает такое.

– С кем? – Я потеряла нить его рассуждений.

– С Богом, – спокойно ответил он. – Джинни так верила в него. Так его любила. Но она утратила веру. Так же, как все мы в день ее смерти.

– И Джордж? – осторожно напомнила я.

– Ах да, Джордж, – словно проснулся Генри. – Джорджи… Он всегда был здесь. Знаешь, как непросто найти себе друзей, когда ты Харди в Холмсли Вейл? Мне это было ничуть не проще, чем Джинни. В итоге у каждого из нас было по одному другу из деревни: Мэри у Джинни и Джордж у меня.

Генри посмотрел в окно, как будто увидел там Джорджа, идущего к нему в гости много лет назад.

– Мне он нравился. Простой приятный парень, но не совсем фермерский сынок, как большинство здесь. Да, он не хватал звезд с неба, не имел амбиций, которые выходили бы за пределы его реальных способностей. Но Джордж был веселым, добрым, а его отец часто забывал, в какой бутылке сколько крепкого алкоголя у него оставалось. Не то чтобы у нас в доме не было виски, – он сделал глоток из бокала, как бы подтверждая свои слова, – но когда тебе пятнадцать-шестнадцать лет, кажется особенным шиком получить что-то почти незаконным путем. Мы много времени проводили вместе, но я всегда понимал, что это ненадолго. Не навсегда. Я знал, что, как только мы окончим школу, нас разведет колледж и бар соответственно. Так и случилось. И когда я вернулся в Холмсли Вейл на первые большие каникулы, между мной и Джорджем была уже такая пропасть, которая в девятнадцать кажется непреодолимой. Но до того, задолго до того, мы виделись каждый день, проводили время здесь или в деревне. И, конечно, он часто встречал Джинни.

Генри замолчал, пытаясь вспомнить, угадать, в какой момент его друг стал приходить в замок Харди не ради него.

– Джинни нравилась многим парням, это так. Задолго до того, как стала похожей на женщину. Наша семья всегда была на виду, но Джинни была в несколько раз заметнее нас всех. Ее знали все не потому, что она хотела быть популярной. А потому, что невозможно быть такой, как Джинни, и оставаться незаметной. И конечно, Джордж ее заметил. А я заметил, что он заметил Джинни. Джордж ни за что на свете не признался бы в этом, но разве помыслы всех тинейджеров не очевидны? Он стал приходить чаще, чем раньше, стал приходить тогда, когда меня не было в доме. Задерживался в тех комнатах, где были Джинни и Мэри. Одним словом, пропал безнадежно.

Он грустно улыбнулся.

– Хотя теперь я думаю: а было ли это безнадежно? – Генри поднял на меня глаза.

– Ты думаешь, Джинни все же ответила ему взаимностью?

– Еще недавно я