площади (точнее, прятался на площади) среди бела дня, чтобы посмотреть на собственную башню, в которой произошло преступление. Но в то же время я попыталась оценить мое поведение с его стороны: я решила прогуляться на место убийства и повыглядывать из окна. Что ни говори, мы казались мне все более подходящими друг другу людьми.

Я подняла руку в приветственном жесте и показала, как я думала, достаточно понятно, что планирую спуститься. И тут услышала топот быстро приближающихся шагов на лестнице. В этот момент я действительно испугалась. То, что я залезла на вершину водонапорной башни, виделось мне вполне нормальным, но тот, кто бежал сюда, внушил мне моментально тот самый ужас, который я здесь ожидала испытать в начале своего прихода сюда. Отворачиваясь от окна к двери, я успела заметить, что Генри вышел из ниши.

Дверь все еще была открыта, поэтому я заранее увидела офицера Диккенс без кинематографичных появлений с ее распахиванием. Она на секунду остановилась на последней ступеньке и шумно выдохнула, после чего уже уверенным шагом подошла ко мне и быстро проговорила:

– Хорошо, что вы здесь. Вас срочно разыскивают детективы. Пойдемте со мной.

Не было никакого волшебства и предсказания шестого чувства в том, что Диккенс нашла меня в таком, казалось бы, неочевидном месте. Камилла, работающая на почте, немедленно сообщила ей о моем приходе, когда та забежала к ней, чтобы позвонить мне в «Кабана и хряка». Эта же любопытная леди следила за мной в окно и видела, как я зашла в башню, что также передала полицейской.

Конечно, пока мы спускались по лестнице, я не могла не спросить причины, по которой меня захотели увидеть Майлз и Питерс, но Диккенс уклончиво ответила, что ей неизвестны подробности, и со стоическим лицом повела меня к полицейскому штабу. Генри на улице не оказалось, но я не успела подумать о том, что это значит.

В старом деревенском клубе жизнь кипела, как в улье. Казалось, что все сотрудники одновременно двигались в разных направлениях, периодически выкрикивая что-то друг другу и меняя тем самым траектории движения. Диккенс проводила меня в уже знакомый кабинет.

Питерс сидел на краешке стола и что-то горячо рассказывал, когда мы вошли. Увидев меня, он немедленно встал, прервался на полуслове и сделал совершенно непроницаемое выражение лица, совсем как у Диккенс. Майлз сидел за столом и тоже встал, когда я вошла.

– Мисс Стоун, – начал он. – Входите, садитесь.

– Отличная работа, Диккенс, – похвалил ледяным тоном Питерс, давая заодно понять, что в ее присутствии больше не нуждаются.

Я села в предложенное мне офисное кресло напротив стола. Питерс снова присел на стол и, низко наклонившись ко мне, с явным удовольствием спросил:

– Что вы делали на водонапорной башне?

Несколько мгновений, пока я соображала, когда Диккенс удалось им сообщить, где она меня нашла, сыграли не в мою пользу: он был доволен, что застал меня врасплох.

– Решила зайти посмотреть, – невнятно пробормотала я.

– Места боевой славы, а? – панибратски спросил Майлз.

– Меня поэтому привели сюда? Потому что я решила подняться на водонапорную башню? Что-то я не видела там никаких запрещающих знаков.

Детективы переглянулись, улыбнувшись друг другу одними глазами: явно услышали то, что хотели, в моем тоне, который сами же и спровоцировали.

– Конечно, никаких запретов на посещение места недавнего преступления нет, – с плотоядной улыбкой промурлыкал Питерс.

Меня эти игры начали раздражать, и я откинулась на спинку кресла, скрестив руки на груди.

– Мисс Стоун, в каких отношениях вы с семьей Мид?

Я вздрогнула и тут же вспомнила, что забыла сделать кое-что важное, напрямую связанное с этим вопросом.

– Я… – Я замешкалась, как мне казалось, на мгновение, но его было достаточно для выводов. – Я их почти не знаю, виделись несколько раз.

– Судя по всему, довольно много раз для случайной знакомой. За последнюю неделю вы несколько раз общались и с Глорией Мид, и с отцом Мидом.

– Вы же знаете, что я приехала сюда писать книгу о местных происшествиях. Я пообщалась за это время не только с Мидами, но и со всеми, кто был готов общаться со мной. Пару раз я пообщалась и с Камиллой с почты, имя которой не знала, так что, может, вам к ней присмотреться, мало ли что, – огрызнулась я.

– А что? – спросил Майлз.

– Что – «что»? – Я впала в ступор.

– Вы имеете какое-то отношение к тому, что случилось с семьей Мид?

– Об уровне моей причастности к смерти Гарольда Мида вы уже в курсе.

– А что насчет отца Мида? – выстрелил вопросом Майлз.

– А что насчет него?

– Какое вы к нему имеете отношение?

– Один раз поговорили в церкви, несколько раз видела мельком.

– И после этого он упоминает вас в предсмертной записке?

Очередной вопрос Майлза попал точно в цель. Я открыла рот и не знала, что сказать. Отец Мид написал что-то обо мне в своей предсмертной записке. То есть это все же суицид. Но почему он написал обо мне?

– Что он написал? – наконец спросила я.

– А вы как считаете? – осторожничал Питерс.

– Понятия не имею, – искренне сказала я, пожав плечами. – Повторюсь, мы были едва знакомы, и для меня такие новости – как гром среди ясного неба.

– То есть вас удивило только упоминание вашего имени в записке, а не сам факт его самоубийства? – продолжал допытываться Майлз.

Я закатила глаза.

– Конечно, самоубийство священника – не самое очевидное происшествие, но о нем мне уже рассказала Камилла. Может, стоит поработать лучше над сохранением тайны следствия? – вернула я долг.

Питерс снова наклонился ко мне так, что я почувствовала аромат мятной жвачки из его рта:

– Было бы гораздо проще ее сохранить, если бы священники не вешались на алтаре открытой для всех желающих церкви.

Воображение немедленно нарисовало мне драматичную картину в духе фильма «Багровые реки».

– Тоже в фате?

Не знаю, почему я задала этот вопрос, – возможно, всегда теперь повешенные будут ассоциироваться у меня с Гарольдом Мидом.

– Нет. А должен был?

– Я считаю, что в целом не должен был вешаться, – парировала я. – Но фата пока слишком жива в моих воспоминаниях о повешенном. А ножевые раны тоже были?

Питерс сел более расслабленно на столе, сложил руки на груди и с нескрываемой улыбкой рассматривал меня как что-то, не перестающее его удивлять и радовать. Майлзу же было уже, видимо, не до шуток, потому что он сказал серьезным тоном:

– Мисс Стоун, отец Мид повесился сегодня утром в деревенской церкви. Его сын и сноха уехали, их местонахождение пытаются сейчас отследить, чтобы вернуть.

– Их в чем-то подозревают? – вырвалось у меня.

– Их – нет, мисс. Это абсолютно точно самоубийство. Также их не подозревают в убийстве их сына. А вот к вам у нас есть несколько вопросов.

Я заерзала на стуле. Сделав внушительную паузу, Майлз продолжил:

– Вы когда-нибудь обсуждали с отцом Мидом самоубийство Вирджинии Харди?

Последняя тема, на