Однако Джесс понял ответ на этот вопрос в тот самый миг, когда его взгляд остановился на сооружении, выстроенном по центру комнатки. Изобретение было сделано грубо и наспех, но по знакомым чертежам. Стопки свежих бумаг, готовых для печати, лежали у стен. Джесс вспомнил листовку, которую использовал в качестве бумаги для отправки испанскому послу. Ее определенно распечатали здесь.

– Ты знаешь, что это такое? – спросила капитан. – Похоже на какую-то… машину для чернил.

Джесс огляделся и обнаружил напечатанную листовку в углу; она была размазанной и плохо пропечаталась, но все равно читалась. Джесс протянул ее капитану, наблюдая, как она медленно понимает, на что смотрит. Сначала она растерялась. Потом удивилась. А потом ей стало не по себе, когда она поняла, в чем тут суть. Джесс понял, что капитан была из тех, кто не думает о потенциальных возможностях… оценивает лишь риски. Однако по этой причине, видимо, она и дослужилась до своего нынешнего чина… и пойдет дальше.

– Оно печатает копии, – сказал Джесс. – Чернилами на бумаге. Без помощи скрывателей.

– Это машина, которая заставляет ложь поджигателей выглядеть правдоподобно. – Капитан скомкала листовку и с силой бросила в стену. Та отскочила и укатилась, и она топнула по ней ногой. – И они могут хоть всю улицу укутать своими бумажками, как покрывалом. Это непристойно.

– Это инструмент, – сказал Джесс. – И его можно использовать во благо в добрых руках.

– Добрых? Если кто-то начнет решать, что правильно и неправильно, то мы потеряны, Брайтвелл! Никакого единения, никакого здравого смысла. Это гнусно.

Джесс подумал, что именно такие слова произнес архивариус, который первым уничтожил одну из подобных машин. Эти слова стали оправданием для возможности перерезать глотку ученому, который ее изобрел.

– Возможно, – сказал он. – Но просто задумайтесь на минутку, что Библиотека могла бы с этим сделать.

– Если хоть одна такая штука существует, то уже нет никакой Библиотеки, неужели ты не понимаешь? – Капитан развернулась и отправилась обратно к ступенькам. – Золотой отряд! Спускайтесь сюда. Я хочу, чтобы эта машина была уничтожена. Ни кусочка от нее не должно остаться, когда вы закончите, – все ясно? Напишите список всех материалов, что в ней использованы. Нам понадобится найти продавцов.

Рой солдат поспешил вниз в подвал и начал ломать печатный станок руками, молотами, железными прутьями, – всем, что могли найти. Они быстро справятся, подумал Джесс.

Однако все это было неважно. Это будет не единственный печатный станок в Александрии. Если поджигатели выяснили, как он полезен, а они явно выяснили, то Анита уже построила таких несколько; этот она продала поджигателям, но должны иметься и экземпляры побольше. Получше. У Красного Ибрагима было предостаточно денег и профессионалов, о каких поджигателям приходилось только мечтать, и он видел здесь невероятные возможности, которые в глазах капитана библиотечной армии кажутся лишь опасностями.

Не то чтобы он ошибался, разумеется. Не было более страшной, прямой угрозы могуществу Великой библиотеки, чем машина, которую солдаты теперь так усердно разбирали. Но джинна давно выпустили из бутылки; печатные машины строились уже во всех уголках мира. Революция не была организованной, но она была неизбежной. Архивариус ехал на слепой лошади к обрыву, и кто-то должен был остановить неизбежную катастрофу.

А катастрофу невозможно остановить уничтожением этой машины, или любой другой, или вообще всех. Придется вспомнить, чем являлась Библиотека в самом своем сердце: непокорным форпостом смелости, построенном теми, кто ценит знания, а не уничтожает.

Такие люди, как эта женщина-капитан – которая видела в прогрессе лишь опасность и поклонялась традициям, которых не понимала, – являлись самой большой преградой на пути к цели. Поколениями люди доверяли и ценили Библиотеку превыше всего, считая ее единственным источником знаний. И цеплялись за нее всеми силами.

Однако являться единственным источником информации никогда не ставили целью Библиотеки. Она лишь должна была сохранять и защищать.

Джесс не стал спорить; капитан все равно слушать не будет, да и его самого она все равно считала не лучше поджигателей. Джесс задумался, усевшись на бочку чернил, и стал листать записи поджигателей о том, что они уже успели напечатать – шокирующее количество листовок, – когда капитан выхватила блокнот из его рук и засунула себе в карман рядом с личным журналом. «Я скучаю по своему журналу», – подумал Джесс и вдруг с удивлением понял, что чувствует тоску. За долгое время он не написал ни строчки о том, что происходит в его жизни; он избавился от привычки и традиции делать записи с тех пор, как узнал, что Библиотека может читать их содержимое. Однако он также поразился тому, что все равно скучает по заметкам. Может, когда все это закончится, он сможет записать все, что пережил. Вероятно, это поможет избавиться от странного, серого настроения, которое его охватило.

«Вы можете разломать все на кусочки, но уничтожить идею вам не удастся», – хотелось ему сказать капитану, но это было бы пустой тратой времени.

– Ну? – не выдержала капитан. – Будешь сидеть тут и ждать, пока поджигатели не вернутся и не растерзают тебя на кусочки, или с нами пойдешь? Меня-то любой исход устраивает.

Джесс не мог не спросить:

– Хотите сказать, позволите мне остаться?

Женщина пожала плечами:

– Оставайся, если желаешь. Но тебе тогда конец, знаешь ли.

– Что вы имеете в виду?

– Мне было приказано отступить. Тебе следует сделать так же, если хочешь выжить.

– Капитан?

Женщина пошла прочь, и Джесс поспешил за ней по дому, на улицу.

– В последний раз, – сказала капитан. – Ты идешь или остаешься?

– Остаюсь, – сказал Джесс. Раз уж ему дали право выбора, что уже поражало.

Капитан забралась в бронетранспортер, и тот понесся прочь, оставив облако белого пара за собой. Следующие два бронетранспортера последовали за первым.

А потом они исчезли.

Джесса оставили. Свободного. Это не особо казалось правильным, и он пытался понять, что за чертовщина происходит, когда услышал сигнал тревоги из маяка.

Этот звук был поистине легендарным: зловеще, звеняще то нарастал, то утихал, пронзая уши и пробуждая в душе глубинный, тревожный страх. Так кричат чудовища. Тревогу на маяке включали в последний раз две сотни лет назад, когда городу угрожала жуткая буря; а в ясный день, как сегодня, тревогу не включали многие сотни лет.

Джесс словно в землю врос, прислушиваясь. А потом увидел, как люди выходят из зданий и домов вокруг. Дверь дома Красного Ибрагима распахнулась, и выбежала кучка слуг, обеспокоенно вытирающих руки о фартуки. Хозяина дома, видно, не было.

– Что это? – спросила крупная квадратная женщина в белом платке на голове. Повар, подумал Джесс, которую оторвали от приготовления утренней трапезы. – Ты знаешь?

– Проверка? – Джесс покачал головой.

– Ни разу не слышала, чтобы прежде проводили проверки. Разве о таком не сообщают заранее? – Она покачнулась на пятках, на мгновение задумавшись, а потом выкрикнула: – Лучше