class="p1">Карл и Диана напоминали те богатые семейные пары, которые часто можно увидеть во время круизов. Он был похож на повзрослевшего и остепенившегося Флинна, с сединой на висках и недоуменным выражением на типично ирландском лице. Диана была пепельной блондинкой с острым подбородком и длинными ногами.

Миссис Оутс провела нас по коридору, где за одной из дверей открывалась великолепная столовая с бордовыми рельефными обоями. Продолговатый стол был накрыт эффектной черно-белой скатертью и заставлен сверкающим хрусталем. Из высоких бокалов торчали салфетки в тон скатерти. В центре гордо возвышалась рождественская композиция из свечей, ягод, сосновых шишек и подернутого инеем остролиста. По краю массивного секретера в задней части комнаты шла гирлянда из огоньков.

Тэлбот-старший проводил каждого к столу. Меня определили рядом с Флинном, его родителей – напротив нас, хозяин дома сел во главе стола и усадил Лили рядом, а миссис Оутс расположилась на противоположном конце.

Не успев сесть, она на минуту отлучилась и почти сразу внесла огромную серебряную супницу. Хозяин дома вскочил с места, чтобы помочь водрузить супницу на стол. Экономка сняла богато украшенную крышку, и комнату наполнил насыщенный сливочный аромат супа из копченой пикши.

Пока миссис Оутс разливала щедрые порции «каллен скинк» по тарелкам, я заметила, как Диана бросила на мужа красноречивый взгляд.

– Узнай у своего отца, для чего он нас собрал, Карл, – шепнула она, почти не раскрывая рта. – А то я начинаю нервничать.

Не знаю, слышал ли ее Флинн-старший, виду он, во всяком случае, не подал. Он восседал за столом, как заправский усатый лорд поместья.

– Прошу всех сначала поесть, а после поговорим.

К собственному удивлению, я ужасно проголодалась. Столкновение с Сетом Гордоном, конечно, отбило у меня аппетит, но от копченой пикши с картошкой и луком было невозможно оторваться.

В благоговейной тишине раздавался звон ложек о тарелки и благодарное мычание.

Когда все закончили, миссис Оутс начала собирать посуду, и я порывалась ей помочь, но Флинн-старший жестом усадил нас обратно.

– Мерри-Вуд до сих пор не продан, – объявил Тэлбот-старший с видом стоического спокойствия.

Карл и Диана изменились в лице. Хозяин дома перевел взгляд на сына.

– Когда мы с твоей матерью решили развестись, ей не терпелось продать дом. И все же я его не продал.

– Ты шутишь? – мотнул головой Карл.

– Нет.

– Но почему? – вмешалась Диана. – Я не понимаю.

– Не мог с ним расстаться.

Он повернулся к нам с Флинном.

– До того как переехать в Мерри-Вуд, мы с Астрид жили в Эдинбурге. Мне там нравилось, однако Астрид такая жизнь не устраивала. Она сказала, что из-за ее известности как манекенщицы к ней постоянно пристают охотники за автографами и хорошо бы уехать в какую-нибудь деревню. – Он помолчал. – На самом деле жизнь в глуши привлекала ее по другим причинам, а донимавшие поклонники были просто предлогом.

Флинн бросил на меня понимающий взгляд, потом обратился к деду:

– Например, чтобы держать тебя на коротком поводке? Там она могла делать с тобой что хотела, потому что в глуши не к кому было обратиться за помощью?

– Именно.

Я вспомнила, с каким трудом добыла информацию о Мерри-Вуде и его жильцах.

– Так вот почему так трудно найти хоть какие-то сведения об истории и владельцах Мерри-Вуда?

Флинн-старший сделал глоток белого вина:

– Астрид панически боялась, что люди узнают, где она живет. С одной стороны, она наслаждалась публичностью, с другой – желала уединения.

– Когда ей это было выгодно, – понимающе кивнула я.

– Она сумела договориться с местными властями о том, чтобы держать наш переезд в Мерри-Вуд в секрете. – Он невесело усмехнулся. – Моя бывшая жена, когда ей приспичит, умеет обаять и втереться в доверие.

– Что ты несешь? – возмутился Карл. – Что все это значит?

Тэлбот-старший не ответил сыну и продолжал:

– Я думал, что на новом месте все наладится и Астрид придет в себя. Мерри-Вуд с первого взгляда очаровал нас обоих.

Он повернулся к сидящей справа Лили.

– Не стану отрицать, дом вызывает у меня неприятные воспоминания. И в то же время с ним связано столько хорошего… – Он помолчал и улыбнулся ей. – Благодаря этой леди прекрасные воспоминания с лихвой перекрывают дурные.

Флинн-старший взял руку ошеломленной Лили в свою. У Карла и Дианы отпала челюсть. Карл в шоке уставился на их переплетенные пальцы.

– Погоди, что за неприятные воспоминания? Ты имеешь в виду маму? – Не дав времени на ответ, он продолжал: – Я правильно понял, что «прекрасные воспоминания» связаны с этой женщиной? – Карл ткнул пальцем в направлении Лили.

Та села прямее на стуле, щеки залил розовый румянец, еще больше подчеркнув сиреневый оттенок глаз.

– Эту женщину, – с ударением произнес Флинн-старший, – зовут Лили Крукшенк. Она была и остается любовью всей моей жизни.

Теперь Лили, в свою очередь, широко раскрытыми глазами уставилась на хозяина дома.

Карл фыркнул, как разъяренный бык:

– Чушь какая-то! Ты хочешь сказать, что за маминой спиной водил шашни с этой старой шлюхой?

– Карл! – рявкнул Флинн, глядя на отца из-под насупленных бровей. – Ты ничего не знаешь. И не смей говорить так о Лили.

Тот разразился деланым смехом:

– Час от часу не легче. Ты что, про все это знал?

– С недавних пор.

– И ни словом не обмолвился собственному отцу?

– Тебе следовало рассказать нам, сынок, – вступилась Диана. – Хотя бы из уважения к твоей бедной бабушке.

– Сначала послушайте, что моя бедная бабушка вытворяла.

Карл побагровел:

– Да что вы все несете?!

Несколько пар глаз со всех сторон длинного обеденного стола выжидающе нацелились на хозяина дома.

– Скажите ему, – подбодрила я и, в свою очередь, испытала на себе каменный взгляд Карла Тэлбота.

– Сговорились вы, что ли?! Сколько еще человек за этим столом знают, что происходит?

Флинн-старший молчал.

– С какой стати ты поносишь маму? – все больше распалялся Карл, буравя Лили злобным взглядом. – Вы с ней всегда были счастливы, несмотря на твои многочисленные похождения с другими женщинами, на которые мама закрывала глаза! Она мне обо всем рассказывала.

Тэлбот-старший сжал губы в тонкую полоску, пальцы нервно теребили запонки на рубашке. Лили ободряюще погладила его по руке.

Наконец решившись, хозяин дома начал закатывать рукава.

Его внук накрыл мою руку своей – и наши пальцы переплелись в знак солидарности.

При свете канделябра всем предстала истерзанная, израненная кожа Тэлбота-старшего. В светло-голубых глазах его сына застыл ужас.

– Это работа твоей матери, – объявил Флинн-старший. – Иногда сигаретой, иногда воском от свечи, а когда лень было утруждаться, она калечила меня тем, что под руку попадется.

При взгляде на Лили сжалось сердце. Диана ахнула.

– Твоя мать в