же, как раньше, хотя я чувствовал, что Вик стал взрослее и сильнее – точно так же, как и я. Мы как будто познакомились заново. Вик не удержался и ткнулся черным носом в мой нос. Даже сверхволки исполняют этот ритуал. Ну, вы понимаете.

Ворон Карл не стал ни с кем нюхаться. Он перелетел на мой волчий загривок, утвердился там и даже легонько ущипнул меня за ухо.

– Впер-ред, – скомандовал он.

Мы пересекли поляну и углубились в заросли ежевики. За кустами виднелась красная крыша дедовского пикапа. Нечего было и думать пройти здесь в человеческом обличье, понял я, да и Герман явно шел здесь не на двух ногах. Кустарник был примят так, как будто сквозь него ломился слон. И только клочки бурой шерсти на колючих ветках ясно показывали, кто здесь был. Смотритель Герман умел превращаться и в волка и в медведя, а может, и еще в кого-нибудь, но в последнее время предпочитал медвежий облик.

За кустами прятался вход в старую шахту.

Было видно, что раньше здесь был запасной лаз, а может, вентиляционный штрек. Герман рассказывал мне: главный вход в угольные копи взорвали сразу после войны, чтобы там не пропадали люди (а они пропадали). Остались только запасные ходы – про них просто забыли или поленились искать.

Выложенное кирпичом отверстие, когда-то прикрытое дощатой заслонкой, давно осыпалось и теперь напоминало вход в звериную нору. Или в медвежью берлогу. Так было даже точнее: медвежий запах был повсюду, хотя и успел за пару дней выветриться. Судя по следам, крупный медведь кое-как протиснулся в эту щель – но обратно не вышел.

Фонари и телефоны волкам не полагались. Я сунул голову в черную дыру и принюхался.

Там было опасно. Опасность была повсюду. Она – как бы это сказать? – растекалась по темной шахте, и на глубине было еще страшнее. Но ведь Герман вошел в эту проклятую нору? Значит, и я должен был войти.

– Все норм, – сказал я. – Ничего особенного. Все равно как в погреб за картошкой спуститься.

Карл бодро щелкнул клювом. Но Вик промолчал.

Я скосил глаз на него.

Он прижал уши, мелко дрожал и старался не смотреть на меня. Я знал, что он ничего не боится. Поэтому сейчас очень стеснялся своего страха.

– Нам нельзя туда, – с трудом выговорил он. – Там – ад. Оттуда можно и не вернуться.

Я прикоснулся носом к его носу. Будь я человеком, это выглядело бы странно. Но сверхволки – не люди. Я же не мог пожать ему руку, хотя именно это сейчас и требовалось.

– Не бойся, – сказал я беззвучно. – Мы-то вернемся.

Клянусь, в эту минуту я и сам верил в то, что говорил. Глупо, конечно. За последний год едва ли не каждый мой выход на сцену завершался эпическим фэйлом. Но сейчас я хотел успокоить моего друга Вика.

А может, просто боялся спускаться в это подземелье один?

Я прижался плечом к его плечу, и он перестал дрожать. Мне надо было сказать ему что-нибудь доброе и бодрое, но в голову (whazza phuck!) ничего не лезло.

Внезапно я понял, что он больше всего хочет услышать.

– Ты мой лучший друг, Вик, – сказал я. – Ты не думай… и вот что: не нужны мне никакие лисички. Ну, то есть почти совсем не нужны… разве что ненадолго… и так будет всегда. Пусть у меня хвост отвалится, если я вру.

– Окей, – ответил он. – Смотри-ка, даже хвост не отвалился. Побежали.

Слово «побежали» было неподходящим. Не успели мы с Виком пролезть в черную дыру, как земля под нами куда-то исчезла, и мы заскользили вниз, лишь изредка цепляясь лапами за стенки этого наклонного колодца. Карл летел рядом – или, правильнее сказать, скользил по воздуху, по-орлиному раскинув крылья. Я видел только его тень, чернее самой черной темноты, но мне было спокойнее знать, что он рядом. Все-таки он был старше всех нас и гораздо опытнее во всяких там необычайных делах.

Пролетев с полминуты (я не шучу), мы рухнули в кучу прелых листьев и еще какой-то перегнившей дряни, накопившейся на дне этой шахты за сотни лет. А когда рухнули, то обнаружили, что снова стали людьми – кроме ворона, конечно.

Кажется, в этом подземелье действовали свои законы.

– Ох-х-х, – начал я неприличное слово, но не закончил, потому что Карл приземлился прямо на мое плечо, продрав когтями сразу несколько дырок на моей футболке. Хрипло каркнул, и тотчас же, как по волшебству, в глубоком подземелье зажглись неяркие лампочки.

Мы оказались в просторном полутемном зале с низким потолком. В таких залах я бывал сто раз, и даже совсем недавно. Хотя было совершенно неясно, откуда взялся в старых угольных шахтах Чернолесья вестибюль станции метро «Черная речка». Здесь нашелся и кассовый зал, и ряд турникетов, и уходящие вниз эскалаторы. Если это и галлюцинация, решил я, то очень уж правдоподобная.

И к тому же коллективная.

– Как мы поедем? – спросил Вик. – У нас жетонов нет.

– Картой заплатим, – машинально ответил я.

– Кар-р, – подтвердил ворон.

Платить не понадобилось. Мы прошли сквозь турникеты без особых затруднений: они просто растворились перед нами и опять возникли за нашей спиной. Стальные ступеньки эскалатора казались более реальными.

И все же что-то было не так. Мы ехали вниз необычно долго. Фонари на высоких ножках один за другим проползали мимо: двадцать, тридцать, сорок. Непривычный к метро Вик ухватился за резиновую ленту поручня и во все глаза смотрел по сторонам. Карл делал вид, что ему все равно. И только когда перед нами возникла зубастая гребенка (сыто лязгая, она заглатывала ступеньки), он боязливо переступил с лапы на лапу. Но сдержался.

Стены расступились, и мы вышли на платформу.

Громадные люстры горели под высоким сводом, оставляя отблески на черном мраморе стен. Кажется, здесь был даже киоск с газетами – только он не работал. Возле киоска стоял мой дед Герман. Он опирался на палку. Наверно, его нога еще не совсем зажила.

Я уже хотел его окликнуть, но побоялся. Он выглядел чужим и отрешенным. Он ссутулился, опустил голову и как будто не замечал ничего вокруг.

Вик тоже застыл на месте. Только зачем-то схватил меня за руку.

В это время из тоннеля повеяло сквозняком, и еще почему-то запахло соляркой. Послышался гул, и гранитные плиты под нашими ногами начали еле заметно вибрировать.

Из темной арки выкатился поезд. Но что это был за поезд? Он весь был черный, с белой полоской, как на старых составах, зато его круглые