геройскими бойцами помещичьего Юга, подавляя их и огромным численным превосходством, и новыми огромными пушками, и броней, и минами, и телеграфом, и магазинками, и т.д., и т.д. — бесчисленным количеством новинок техники. “Все куплю, сказало злато” — и в век капитализма допущение, что победа покупается, рождается совершенно естественно, и вооруженная сила естественно обращается в кунсткамеру всех последних новинок и изобретений; в армии мгновенно появляются двадцать образцов магазинок, один лучше другого; каждый опытный военный, конечно, предпочел бы такому блестящему разнообразию, в видах облегчения обучения и пополнения патронов, единый, хотя бы и несовершенный, образец.

С тех пор капиталистическое хозяйство прочно удерживает захваченную командующую позицию. Оно объяснило успехи пруссаков в 1866 г. превосходством игольчатого ружья над австрийским штуцером; — успехи пруссаков над французами в 1870 г. миллионами, переработанными Круппом в могущественную немецкую артиллерию. Оно выбросило из сферы обсуждения русско-турецкую войну 1877-78 гг., как нелюбопытное столкновение между народами, плетущимися в хвосте капиталистической цивилизации. “Купленная” победа Соединенных Штатов над Испанией на Кубе и на Филиппинах продолжала лить воду на мельницу этого толкования военного успеха.

***

Внимательный наблюдатель давно уже получил впечатление, что “покупные” победы довольно сомнительны. Под Севастополем именно англичанам, с их лучшим в мире штуцером, ничего не удавалось; кое-как продвигаться вперед удавалось только французам, но каждый раз с таким кровопусканием, что за штурмом являлся вопрос, не снять ли подобру-поздорову осаду с Севастополя, и только энергия генерала Пелисье довела осаду до конца. Победа Сев.Штатов любопытна не только дюжиной миллиардов истраченных долларов, но и 4 годами борьбы, исполненными страшных кризисов и унесшими три четверти миллиона человеческих жизней. Помещичий юг Штатов не имел никакой военной организации, имел белого населения в семь раз меньше Франции эпохи второй империи, и для разгрома его средствами капитализма понадобилось в шесть раз более убитых и раненых, чем для разгрома Франции в 1870 г. На пороге XX века, в англо-бурскую войну, капитализм изведал минуты горького отчаяния, когда победу, казалось, нельзя было сорвать на аукционе никакими материальными жертвами. Однако, Робертс, Китченер, Френч, английское упрямство, английское золото, материальные ресурсы всего земного шара, десятерное превосходство позволили после трехлетней борьбы смирить буров заключением всей страны с женщинами и детьми в концентрационный лагерь. Сильно пострадал капиталистический венок и на головах итальянских генералов, бежавших под Адуей перед вооруженными дрекольем абиссинцами и принужденных развертывать в Триаполи подавляющее превосходство против ничтожного врага.

Большие сомнения рождала и русско-японская война. Куропаткин, образцовый полководец капиталистической доктрины, искусно накопил в Маньчжурии большие массы войск, прекрасную по числу и качеству артиллерию, огромные технические средства, создал образцовый тыл, — и все это оказалось бессильным против более бедной и меньшей числом, но превосходной по духу, японской армии.

Тем не менее, в мировую войну Европа выступает с той же капиталистической доктриной, которую беспрерывно поддерживает соперничество Франции и Германии в области вооружения армий. Эта доктрина становится особенно четкой весной 1915 г., когда обнаружилась неспособность французов и англичан прорвать германский фронт и когда голгофа русского отступления из Галиции и Польши была растолкована ставкой обществу плохой работой военного министерства и всего тыла по снабжению армии. Ставке поверили и у нас, и заграницей, и общим лозунгом стало — “побеждает тыл”, в каждом государстве появилась своя “программа Гинденбурга”, обратившая всю Европу в питательный аппарат для армий. С момента устройства министерства (или особых совещаний) снабжения война уже не является средством к достижению цели, но сама является целью, подчиняющей себе все государственные и общественные функции. Участие Соединенных Штатов дает Антанте безусловный перевес над блокированной Германией в этом капиталистическом конкурсе. “Это мы воюем”, по справедливости говорили и фабриканты, взявшие многомиллионные подряды на снаряды, и многочисленные интеллигенты, окопавшиеся в тыловых организациях. Весеннее наступление германцев в 1918 г., сопровождавшееся невиданными поражениями на тысячи квадратных верст захваченного пространства, еще раз поставило под сомнение вопрос, кому же принадлежит на войне победа — духу ли, твердой организации, военному искусству, или материальным факторам, технике и численности? С невероятным напряжением рвала, хватала на прием и поднимала Германия вооруженную массу Антанты — и пала под обрушившейся на нее тяжестью. Была ли это победа десятков тысяч аэропланов, муравейника танков, десятков миллионов снарядов? Было ли это поражение духовно изнемогавшей и начавшей разлагаться армии? Драгомиров, всегда выдвигавший на первый план в военном деле моральный элемент, и Ллойд-Джордж, создатель английского министерства снабжений, дали бы противоположные ответы на эти вопросы.

***

Белые являлись бедными родственниками Антанты. У них мелькали и танки, и автоматические ружья, но в общем в гражданской войне красные не только не уступали белым в материальных средствах, но даже часто их превосходили. Красная артиллерия была, по-видимому, в гражданской войне всегда сильнее. Против отдельных орудий Юденича гремели целые красные батареи. Белый тыл работал отвратительно в раздетой и разутой армии, спекулировал и правил пир во время чумы в армии Деникина, не мог оправиться и в теплом Крыму у Врангеля.

Если так обстояло дело в прошлом, то какие перспективы открываются перед нами в будущем? Ждем ли мы от техники решения побед и поражений в будущих столкновениях, приписываем ли мы ей главнейшую роль на полях сражений, соответственно ли воспитывается дух и мышление русской армии?

В течение последних семидесяти лет ветерок капитализма поднял развитие военного искусства в определенном направлении. Пожалуй, для многих соблазнительны толки об индустриализации военного дела, о превращении проблемы войны в производственную проблему, о тактике как приложении системы Тэйлора к решению боевых задач, о разделении труда на войне и в частности на поле сражения, о прекращении учета сил армии по живой силе, по “штыкам” и о замене его учетом числа боеспособных конгломератов из легких пулеметов, автоматических ружей и гренадер, в которые (к 1917 г.) переродились французские роты. Особенно у артиллеристов, считающих себя отныне главным родом войск, идеология штурма как прогулки во весь рост под неприятельским огнем, уже заменилась идеологией решения баллистической задачи по расстрелу и отравлению всех видимых и невидимых мишеней перед нашим фронтом. Шаг за шагом незаметно капитализм сделал огромные завоевания, я бы сказал, опустошения в области военного мышления...

Если бы существовало уже твердое убеждение, что победа отдается с аукциона тому, кто предложит за нее наивысшую цену, — тому, кто сможет доставить на