остатки сигаретного дыма. Мне вдруг очень хочется закурить, хотя не делала этого ни разу в жизни. Одно из сотен дурацких желаний, которые теперь подкидывает мой мозг.

— Хорошо, я перееду к тебе. А ты бросай курить. Все, у тебя ответственность.

Мама улыбается, хватает пепельницу и пачку сигарет и уходит. Окно на кухне тоже открыто, я слышу, как шлепает жестяная крышка мусорного ведра.

Как же все поменялось после того, как я узнала, что беременна! Я стала спокойной как удав (если не считать рецидивы). Удав, мечтающий о манго с солью и сигаретной затяжке… Но это мелочи. Это даже смешно.

Все, чего я достигла, перестало иметь значение. Отдельная квартира? Теперь это неудобно. Работа? Только на пару месяцев, а потом куда я с таким животом?

— Мы переезжаем в Москву, — сказал криптан через неделю после того, как я узнала о беременности. — Поедешь с нами? — А потом добавил чуть измененным голосом. — Поедешь со мной?

И мое сердце, застигнутое врасплох, предательски ёкнуло. Не из-за намека криптана на наши отношения — вот уж точно мне такое не было нужно — а из-за возможности быть ближе к Мэтту. «К Матвею», — поправляю я себя. И нет, мне этого тоже не надо. Просто еще не полностью излечилась. Говорю же: рецидивы случаются.

— Нет, — сказала я криптану, — не поеду. Мне там душно — смог, все дела.

Он мялся, а я едва сдерживала улыбку. Боже, мальчик, не надо. Но, в отличие от Матвея, он не умел читать мои мысли:

— А если я останусь?..

И тут меня снова проняло — до такой степени, что я стиснула зубы.

Какой-то парень, с которым я даже не целовалась, готов бросить все свои планы и остаться со мной, стоит лишь попросить. А Мэтт… После всего, что с нами было…

— Не надо. Я беременна. Я жду ребенка.

Он еще что-то хотел сказать, но я остановила его:

— И папа нам не нужен.

Через два месяца после разговора с мамой на балконе я переехала из любимой съемной квартиры обратно в детскую. Мама при мне ходила на цыпочках. И да, я поставила на двери детской задвижку.

Говорят, у беременных возникает синдром гнездования — они превращают дом в гнездо, все в него тащат, обустраивают. Я же все выбрасывала, удаляла, уничтожала. Пришло время прощаться и с эротическим романом. Если еще недавно я писала его в любое возможное время, в любом месте — на ноуте, рабочем компьютере, в блокноте, на салфетках — то сейчас книга вызывала во мне отторжение. Была бы она на бумаге, даже не сожгла бы — разорвала в клочья. Но эта история сохранена в таком количестве копий, на таком количестве носителей, что их удаление станет не выбросом эмоций, а долгой утомительной работой. Так что я, образно выражаясь, просто закрыла этот файл. Все, с книгой покончено. Для меня она перестала существовать.

А потом, спустя неделю после переезда к маме, раздается звонок на домашний телефон. На него никогда никто не звонит, кроме водоканала и сетевых продавцов косметики.

— Ника, это тебя, — зовет мама.

— Кто это?

— Говорит, твой друг.

Это точно не Мэтт. Его голос мама узнала бы. Значит, криптан. Я когда-то оставляла ему домашний номер как резервный — когда устраивалась на работу, всегда просят. Наверное, в моем мобильнике сел аккумулятор.

Но это не криптан.

Это Лис.

Лис… И сразу перед глазами будто кино.

Лимузин. Бокалы шампанского в руках. «А если вы с ней на брудершафт?» Я чувствую теплые настойчивые губы Мэтта со вкусом шампанского, осторожное прикосновение языка, от которого по телу будто проносится легкий разряд тока…

Лис утаскивает меня за портьеры в ресторане гостиницы. «Надень это, — говорит он неожиданно трезвым, удивительно серьезным голосом и протягивает мне два пакета. — Это для Матвея, потом сама поймешь»…

«Все, Вероника! Все! — яростно произносит Мэтт, дважды ударяет всеми пальцами по клавишам и захлопывает крышку рояля. — Пойдем». «Куда пойдем?» — спрашиваю я, замерев. Мэтт только качает головой. Залпом допивает виски. «Разве не очевидно?»

Ну почему, почему я все это помню?! Почему это до сих пор так остро?!

Лис — не Мэтт, но все равно у меня так стягивает от волнения живот, что я невольно прикладываю к нему ладонь.

— Откуда у тебя этот номер? — сухо спрашиваю я вместо ответа на приветствие.

— Дали в издательстве, где ты работала. Пришлось немного приврать, но я человек театра, справился. В целом недолго ломались. Так вот, — говорит он, — я в Минске. Надо встретиться.

— Не хочу.

— Хочешь-хочешь! Ты даже не представляешь, насколько сильно! — радостно говорит Лис. — Я нашел твоего отца! Да-да! — кричит он в трубку. — Это не мое дело, и, может, я не стал бы вмешиваться. Но он тоже здесь. Мир изменился, теперь все дороги ведут в Минск. И если это не судьба, то во что тогда вообще верить? Ну что, встретимся?

Я опускаюсь на пол. Провод от телефона натягивается, сейчас аппарат рухнет. Так, Ника, дыши, дыши…

— Говори адрес.

Глава 38

Мама почти ничего не рассказывала мне об отце. Известный режиссер из Москвы, гастролировал. Она забеременела, сообщила ему, он ее к себе не позвал и в Минске не остался. Знакомая история.

Я никогда не горела желанием найти отца — ему не было до нас дела, а мне, соответственно, не было дела до него. Может, разве что в детстве чувствовала неловкость, когда дети спрашивали: «А где твой папа?».

Папа-папа… У меня мировая мама! Когда она приходила на школьное собрание в песцовой шубе, с ярко-красными накрашенными губами, даже наша учительница по прозвищу «Танк» затухала и говорила тише.

— И ты совсем, совсем ничего о нем не знаешь? — допытывался Лис, выдувая из горлышка уже вторую бутылку минералки.

— Совсем.

— И что, не искала?

— Ближе к делу.

Он смотрит на меня словно с недоверием — я ли