Шрифт:
Закладка:
— …Но я буду приезжать к тебе, часто. Может, получится каждые выходные.
«…Как у моряков — в каждом порту…»
Мэтт выходит из машины и помогает выйти мне. Опираясь на его теплую руку, понимаю, какая ледяная ладонь у меня.
Молча поднимаемся в лифте. В том самом лифте, где столько раз целовались — прежде, чем оказаться в его квартире, будто специально созданной для того, чтобы заниматься любовью. Чтобы засыпать и просыпаться с человеком, которого любишь.
Мэтт ходит из комнаты в комнату, забрасывает вещи в сумку. А я, не отрываясь, смотрю на пушистый ковер. Совершенно чистый. На нем ни следа от пролитого вина, ни примятого ворса от наших сплетенных тел. Будто ничего и не было.
И вдруг я с кристальной ясностью осознаю простую мысль: Мэтт меня бросает.
В глазах жжет, в груди давит. Картинка перед глазами снова плывет пятнами. Я закрываю глаза, открываю — пятна исчезли.
Мэтт не останется здесь и не возьмет меня с собой. Он не откажется ради меня от своего богатства, а я не соглашусь быть невестой в порту. Никогда. Ни за что!
— Останешься? Квартира оплачена до конца месяца. — Мэтт останавливается передо мной с дорожной сумкой в одной руке и мобильником в другой. Я медленно мотаю головой. — Точно? Тогда вызову тебе такси.
Однажды Мэтт уже делал подобный выбор: между своей страстью — музыкой — свободой, друзьями и деньгами отца. Он выбрал деньги. Сейчас все даже проще…
Снова лифт.
На первом этаже Мэтт бросает ключи в почтовый ящик.
Он не откажется от Теслы, гостиничных номером с джакузи, серфинга на Бали. Это же так очевидно!..
Выходим из блеклого подъезда под слепящее солнце. Мэтт забрасывает сумку на заднее сиденье Теслы.
— Твое такси. — Он поднимает руку, привлекая внимание водителя. — Ну что, писательница, пока?
Мэтт наклоняется для поцелуя, но я отворачиваюсь, и его губы касаются лишь моей щеки. Он отстраняется. Смотрит на меня с непониманием.
— Не приезжай, — говорю я ровным тоном.
— Вероника… Ты что?..
Я отступаю на несколько шагов.
Такси останавливается возле нас.
— Так, все… Иди сюда… — Он силой притягивает меня к себе, обнимает крепко, почти до боли, пока я не перестаю трепыхаться. — Не говори глупостей. Все будет хорошо. Просто дай мне время.
— Все в порядке, — говорю, уткнувшись ему в плечо. — Я знала, что так будет. Что ты уедешь. — Я словно хочу сделать больнее, еще больнее — себе, не ему. — Это был просто летний эротический роман. Он закончился. Не приезжай.
Мэтт отстраняется от меня, но сжимает плечи, заглядывает в глаза.
— Я прошу дать мне время, только и всего.
Отвожу взгляд.
— Что происходит в Минске, остается в Минске. — Стараюсь говорить будничным тоном, а голос от напряжения дрожит. Посередке, в груди, жжет.
— Я не хочу, чтобы все закончилось вот так, — с надломом произносит он, и я почти готова сдаться. Почти…
— А как должно заканчиваться? Постепенно? От этого что-то изменится? Финал нашего романа изменится?
— Вероника…
— Какие у нас варианты?
Он молчит.
— Какие у нас варианты, Матвей?! Ну что ты такого сможешь придумать?!
— Мой голос ломается. Я так хочу услышать ответ! Ну хоть что-то! Хоть какое-то обещание.
Господи, как же жжет в груди! Это слезы, которые я изо всех сил стараюсь сдержать. Меня все предупреждали, все… Но почему, когда любишь, не видишь таких очевидных вещей? Почему становишься таким наивным, глупым, беспечным!
— Теперь я Матвей? — Он усмехается.
— Ты больше не герой моего романа.
Он снова прижимает меня к себе.
— Я понимаю, что с тобой происходит. Понимаю, как все это выглядит. Но это не безвыходная ситуация, даже если сейчас так и кажется.
— Не надо, — твердо говорю я, а в груди будто раскаленный металл течет, так больно!
— Почему? — шепотом, на ухо, спрашивает он.
— Я не хочу. Этого мало? — тоже шепотом отвечаю я.
— Вероника…
Я вырываюсь из его объятий. Отступаю.
— У меня осталось желание, помнишь? Мы играли в игру, кто кого быстрее коснется. Не возвращайся.
Он опускает голову, трясет еЮ. Потом снова поднимает на меня взгляд. Ему не все равно — я это вижу, чувствую. Но этого мало!
— Зачем сжигать мосты? Какой в этом смысл?
— Я просто хочу поскорее забыть о нашем романе и начать новую жизнь. — Как удивительно спокойно, взвешенно звучит мой голос. Мама бы мной гордилось. Единственная беда — глаза уже жжет. Я надеваю солнечные очки.
Разворачиваюсь и сажусь в такси.
Мэтт меня не останавливает.
Глава 36
Я сразу догадалась, кто стучал на нас в издательстве. Еще тогда, сидя в такси, которое вызвал для меня Мэтт. Он указал адрес моей мамы, но я назвала водителю адрес офиса.
Поднималась по ступенькам, перепрыгивая через одну — и это в туфлях на каблуках. Ворвалась в офис. Прямиком к ее столу. Уперлась в него ладонями, нависла над ней.
— Ты не Коза, ты сука! — сказала я сквозь зубы, но так зло и холодно, что весь офис замер.
У меня не было доказательств — только мелкие детали, которые интуитивно сложились в единую картину. Ее трепетные взгляды в сторону Мэтта, внезапные появления в его кабинете без стука, случайные реплики… Но я угадала. Это была она. Смотрела на меня, вылупив глаза, и молчала. Я так и не знаю, почему она стучала: из-за денег, желая выслужиться перед главным боссом, из зависти или ревности. Без разницы.
В отличие от меня, Матвей ушел из издательства красиво — я узнала об этом, когда забирала трудовую. Он подписал документы на создание журнала по рукоделию, о котором мечтала Ирина Васильевна, и публикацию трехтомника белорусской мифологии. А еще —
