Ержан забыл о своей обиде. Душа ребенка восприимчива к теплому слову.

…Тихонько похлестывая коней, едут они вдоль оврага, заросшего густым кураєм. День чистый и жаркий. Ержан, защитившись ладонью от солнца, разглядывает окрестность, радуется белогрудым ласточкам, которые мелькают перед лошадьми.

— Дядя, а почему ласточки от нас не отстают? — спрашивает мальчик, подъехав к Мошану стремя в стремя.

— Видишь: мух над нами полно? Ласточки их ловят. Поэтому и не отстают.

— Дядя, а что это? Дом, что ли?

На краю обрыва прилепилась, зияя проемами окон и дверей, пустая мазанка. Перед ней куча мусора. Как волчьи зубы, торчат повсюду бревна и подпорки. Вероятно, здесь был загон для скота.

— Старая зимовка. Ненасытный Казабек. Вот ведь скряга, — нахмурился Мошан, — даже сараюшку и ту разобрал и увез. Боится, что его гнилой камыш кто-нибудь украдет…

Заброшенная, полуразвалившаяся мазанка осталась позади, а Ержан все еще оглядывался. Какой-то неизъяснимый страх нагнало на него это разрушенное строение. Вокруг тишина. Он почувствовал, что сидит весь сжавшись, вцепившись в переднюю луку седла. Разжал затекшие пальцы и взглянул на Мошапа.

— Еще недавно мы были соседями, — задумчиво сказал тот, — юрты поставили рядом. Угощались друг у друга. И в мыслях не было ничего дурного, да… Но однажды вечером он прискакал ко мне, что есть мочи нахлестывая коня. "Что с тобой, Казабек?" — спрашиваю. Не слышит. Ноздри раздуваются, говорит: "В твою отару забрели два моих ягненка. Верни или плохо будет!" — "Ой-бай, — говорю, — дорогой, пусть хоть рассветет". А он бранить меня… Ладно. У твоего дяди тоже характер не сахар. Схватил я коня под уздцы, всадника в момент вышиб из седла. Ох и отлупил же я его…

— А в чем же его. вина, дядя?

— Как это в чем? В том, что он задел мою честь, — растеряно заморгал Мошан. — Непонятно, что ли?

— Он же приехал за своими овцами!

— Тьфу, прости госроди, ты совсем оболтус!

И Мошан стегнул коня. Гнедой легко взял небольшую сопку. Ержан, нахлестывая своего рыжего, догнал дядю. У подножия сопки голубело озеро с высокими, сплошь в траве берегами, на которых паслись овцы. На коне восседал мужчина в белой рубашке и громадной соломенной шляпе.

— Как здесь красиво, а? Дядя, можно искупаться? — глаза у Ержана загорелись.

— Что ты… Какое купанье? Еще чего выдумал! — ответил Мошан и вдруг воскликнул: — Да это же Казабек! Это он!

Невзрачная коняга под чабаном навострила уши и заржала. Парень обернулся. Лицо его расплылось в улыбке. Ширококостный, крупный парень. Как это дядя ухитрился его отколотить? Ержан был удивлен и где-то в глубине души горд за дядю.

— Как здоровье, Казабек? — крикнул Мошан едущему к ним чабану.

— Хорошо, Мошеке, а ваше?

— Тоже неплохо. Живем по-прежнему.

— Пусть дорога ваша будет удачной! — Поравнявшись, парень протянул руку Мошану.

— Познакомься, Казабек. Племянник мой. Сын Барака, твоего односельчанина. Завтра к обеду давайте к нам. Не забудь жену и детей. Ержан! Это один из лучших джигитов рода толенгитов. Бесшабашный, бескорыстный. Последнего коня отдаст, если попросишь.

— Расхваливаете вы меня, Мошаке, не по заслугам.

— Ладно, ладно! В первый раз тебя видит, пусть знает. Говорю, что есть, ничего лишнего.

— Знавал я отца Ержана. Умный был человек, что и говорить. Все мы вместе его одного не стоили.

— Учтивый ты человек, Казабек. Ладно, ладно, не суетись! Покойный, пусть земля ему будет пухом, горяч был. Нефтяник.

И Мошан хихикнул, но Казабек не поддержал его.

— Зять ваш, потому и говорите так, строго, — сказал он, чувствуя себя неловко перед мальчиком.

— Ждем вас, Казабек. Прощай!

Они заехали еще к нескольким чабанам. В дороге Мошан хулил их всячески, говорил, что просто вынужден их позвать. Потому Ержан, хотя дядю и его встречали дружески, глядел на новых людей отчужденно. И совершенной неожиданностью явился для него крик дяди: "Это еще что, бестолковый какой! Дикарь неотесанный! Знаешь, кто перед тобой? Очень большой человек — Герой Социалистического Труда".

Не зная, что ответить, Ержан был потрясен таким двуличием. На обратном пути, не выдержав, хмуро сказал:

— Дядя, а вы — подлиза! За глаза ругаете всех, а в лицо расхваливаете. Мой отец так не делал.

— Ты что, совсем спятил? — Мошан не ожидал такого. — Какой мальчишка нахальный!

* * *

Иногда кажется, что степь похожа на человека. У нее тоже свой характер. Сегодня, после вчерашнего зноя, она вроде бы присмирела. По небу плывут легкие перистые облака, дует свежий, прохладный ветерок. Не хочется сидеть в юрте в такое время.

Гости Мошана, приехавшие семьями, устроились в тени на подстилках и одеялах. Ержану грустно. Прильнув к матери, он тоскливо смотрит вокруг. У очага перед юртой запевает свою песенку знакомый желтый самовар. Чуть поодаль крутятся два вислоухих, со свалявшейся шерстью пса.

— Эй, племянник, почему не играешь? — Мошан уже изрядно выпил и захмелел. — Разлегся, будто бы сын шаха.

— Что ты к нему вяжешься? Ребенок ведь… Ему, наверно, интересно послушать наши разговоры, — покачал головой Даулет.

— Весь в отца…

Мошану вспомнились слова мальчика: "Мой отец так не делал".

— Плохой у тебя был отец! — Мошан в упор глядел на Ержана. — Аллах обидел меня таким зятем. Э-ей, племяш, хочешь, я назову своего пса именем твоего отца? Хочешь? — Мошан хохотал, обнажив крупные желтые зубы.

Гости испуганно и недоуменно переглядывались. Молчали, не веря своим ушам. Знающие цену слову понимают, что такая "шутка" может до многого довести человека.

Мальчик со слезами на глазах вскочил с места.

— Ну, племянничек, что теперь скажешь? Барак, Барак, на, на! — закричал Мошан, повернувшись к собаке. Та подбежала. Ержан, вздрогнув, закрыл лицо руками и бросался в юрту.

— Ты что, обалдел, Мошаи? Позор какой! — тихо сказал Даулет, с трудом поднялся, собираясь идти за мальчиком.

И тут из юрты, неловко держа двустволку, выскочил Ержан. Канина увидела, что палец его лежит на курке, и вскрикнула. Вмиг протрезвев, Мошан побелел как полотно.

— Племяш… племяш… Что ты, милый? Я же пошутил… Племяш…

Мальчик молчал, стиснув зубы. Не дойдя трех-четырех шагов до Мошана, остановился. Игравшие на лужайке дети замерли.

— Ержан, жеребеночек мой! — Опомнившись, мать первая с криком бросилась к нему. — Не обращай на него внимания, он же пьяный.

Грохнули два выстрела. Мальчик швырнул ружье на землю и с криком "апа!" кинулся к матери, уткнулся лицом в ее платье. Когда рассеялся пороховой дым, все увидели, что на зеленой траве бьется раненая собака. Рядом с нею стоял Мошан. Зубы его выбивали дробь.

— Правильно говорят: жилы — не пища, племянник