Еще пару дней мы тренировались в Латуке, в Тоусэле, в Торго, когда Лада завела меня в порт в зал прилета и оставила одну, чтобы я разыскала хоть одного мужчину хомони и обманула его в чем угодно. Я даже не успела воспротивиться ей. А потом просто решила, что если не смогу солгать сейчас, то не смогу и перед комиссией. Терять было нечего.

Но это стало настоящим испытанием. Ведь я даже смотреть в сторону хомони не могла. С того времени, как открылась правда о Макроне Босгорде, я со страхом оглядывалась на всех мужчин хомони, если они оказывались в поле зрения, всматриваясь в их лица, когда те того не замечали, представляя, что и они могут творить такое со своими женщинами. Однако ни одна из них никогда не расскажет, потому что всё, что происходит внутри семьи, не подлежит огласке и решению на общем суде. Но как же несправедливо, что чистокровные хомони, наделенные невероятной красотой, умом, физической выносливостью и долгожительством, отличались жестокостью и равнодушием к другим народам. И всё ли было связано с нарушением генетического кода из-за вируса, после которого они едва не вымерли…

Собравшись с духом, я отыскала в толпе прибывших мужчину хомони. Не глядя ему в лицо, но столкнувшись, будто случайно, и вынудив заговорить со мной, я смогла обратиться к нему. Ничего другого не придумала, как притвориться, что встречаю именно его для сопровождения в медицинскую клинику. Тот был крайне удивлен. Я растерянно назвала его вымышленным именем, а когда хомони назвал свое настоящее, то извинилась со всей искренностью и сделала вид, что ищу нужного мне гражданина.

Это было короткое представление. И я отдавала себе отчет, что мне лишь неприятно с ним говорить и находиться рядом, потому что теперь испытывала презрение к их народу. Но ничего похожего с волнением, чувством стыда или настоящей растерянностью не испытала. Ведь я играла по правилам Джона, и все было в рамках кодекса. Меня не на чем было поймать. Но выйдя из зала прибытия, ощутила разочарование: я все еще не знала, в чем солгать комиссии так, чтобы семья Босгордов даже и не взглянула в мою сторону, при этом не подведя свою семью.

В последний день я решила написать Пауло. Я понимала, что если Босгорд вступит в торги за меня, то Лодаро не победить, ведь даже на первый взнос у семьи Пауло не было таких кредитов. Но наш с ним договор в силе, и я все же надеялась на чудо.

«Что с твоим настроением?»– поинтересовался Пауло.

«Я начинаю волноваться»,– неопределенно ответила я. Что ему сказать? Чем я занималась всё это время без него? Училась лгать!

«У тебя все будет хорошо, Дари! Не волнуйся!»

«Конечно, будет,– улыбнулась я сквозь слезы,– только прилетай скорее. Мне будет спокойнее».

«Есть серьезная причина для беспокойства?»

– Ну конечно, ты же ничего не знаешь!– саркастично усмехнулась я вслух.– Тебя не было рядом, Пауло! А я не смогу тебе все рассказать. Просто не смогу!

Я пожевала губу и с внутренним сопротивлением написала:

«Ничего определенного… ощущения».

Молчание Пауло – как падение в бездонную пропасть. Но потом луч света из темноты:

«Ты умница, Дари. Переключись на то, что больше всего любишь, и просто потерпи. Я уверен, все сложится, как нужно».

– Кому нужно?– зарыдала я и упала лицом в подушку.– Ты же ничего не знаешь!

Вечер перед днем прихода комиссии я решила провести у Хворостовых. Джон тоже должен прийти на ужин, чтобы дать последние инструкции.

– Как успехи?– спросил Борис, пропуская меня в дверь.

Я молчаливо пожала плечами. Тут же рядом оказалась Лада и чмокнула в щеку.

– Худо-бедно – врать о ерунде она научилась,– ответила Лада вместо меня.– Она прошла обучение быстрее, чем я.

– Ты тоже училась лгать?– округлила глаза я.

– Ага, «безбожно врать», как говорит мама,– захихикала Лада и проводила меня в гостиную, где уже сидели Светлана, Антон и Джон.

Я покачала головой подруге и кивнула всем присутствующим.

– Сканер молчит. Это большое достижение. Но вот сегодня надо бы потренироваться, как отвечать на вопросы комиссии,– заметил Джон, непринужденно попивая вино.

Я осторожно посмотрела на Антона, а потом на Бориса и Светлану.

– Антон уже все знает,– фыркнула Лада и потянула меня за собой к креслу.– Не волнуйся.

Я присела, посмотрела на всех и устало спросила:

– И что у них за вопросы? Кто знает?

– Вопросы интуитивно понятные, ничего сложного,– сообщил Джон.– Это не профессиональный итоговый тест, время не ограничено, но затягивание с ответом наведет на подозрения. Можно выиграть время за счет легкой странности, этакой непосредственности или туповатости… Тут надо смотреть на тематику вопросов… Никто не скажет тебе, что именно они спросят.

– Туповатости?– громко хохотнул Антон.– Дари – отличница! У нее стажировка на КНИС согласована, какая вам туповатость?

– Умник,– усмехнулась Лада, но по ее выражению лица было ясно, что она согласна с братом.

В целом я понимала, о чем говорил Джон, но, как поведу себя на месте в тот день и час, – было непредсказуемо даже для меня.

Светлана пригласила всех на ужин. За столом мы все говорили только на одну тему: моделировали ситуацию прихода комиссии. Все задавали мне самые разные провокационные вопросы, а я пыталась сыграть в свою пользу. Но то прокалывалась на глупом ответе, то сбивалась с дыхания и сканер показывал положительный результат, то сам вопрос ставил в тупик.

В какой-то момент я просто упала лбом на стол и затихла. И все замерли.

– Дари?– костяшками пальцев легонько постучала Лада по моему затылку.– Есть кто дома?

– Ничего не выйдет!– выдохнула я, не поднимая головы.

– Дари, соберись! Ну что с тобой?– строго сказала она.

– У меня не получается, ты же видишь!– рассердилась я, но не на нее – на себя.– Всё было хорошо, даже с тем хомони я справилась. Но сейчас опять чувствую себя ни на что не годной. Я могу напридумывать всё, что угодно, но как все это отразится на семье?

– Значит, надо придумать такие ответы, которые будут полуправдой, чтобы вроде бы ты и не обманываешь, но все же даешь себе худшую характеристику… Эх, проблема в том, что ты слишком правильная и положительная…

Я так устала и была расстроена, но смех Антона и Светланы на эту иронию отчего-то рассмешил и меня. Насмеявшись, я вытерла слезы с глаз и посерьезнела. Лада обняла мою руку и положила подбородок на плечо.

– Ты что?– обняла меня Светлана с другой стороны.

– Смеяться – кажется преступлением,– снова ощутив тяжелый ком в груди, прогоняя лицо Лю Мин из мыслей, проговорила я.

– Какие глупости, милая! Ты живой человек. Ты должна смеяться, радоваться. Без этого нельзя жить…

– И ты такая красивая, когда смеешься,– заметил Антон, глядя на меня внимательным и добрым взглядом.