Шрифт:
Закладка:
Теперь я подъехал довольно близко к Мраморному морю, и на следующее утро я приятно удивлен, обнаружив песчаные дороги, которые в результате дождей значительно улучшились, чем если бы их не было. И хотя передвигаться всё так же тяжело, но, это неизмеримо лучше, чем вчерашняя грязь. Я прохожу мимо загородной резиденции богатого паши и вижу, как дамы из его гарема сидят на лугу, наслаждаясь свежим утренним воздухом. Они образуют круг, обращенный внутрь, и смуглый евнух, отвечающий за гарем, стоит на страже на почтительным расстоянии.
Сегодня утром я везу с собой немного хлеба, и около девяти часов, подходя к разрушенной мечети и нескольким заброшенным зданиям, я подхожу к тому, в котором, как мне кажется, можно набрать воды. Это место - просто пустынная деревня мусульман, из которой жители, вероятно, сбежали в ходе последней русско-турецкой войны. Мечеть в разрушенном состоянии, а несколько оставшихся жилых домов находятся на последней стадии ветхости. Тот, к которому я направляюсь, временно занят несколькими пастухами, двое из которых угощаются чем-то из глиняного сосуда. Набрав воду, я сажусь на несколько выступающих досок, чтобы съесть свой скромный обед, полностью осознавая, что являюсь объектом многочисленных скрытых взглядов со стороны двух обитателей заброшенного дома, однако, в этом нет ничего необычного, так как внимание ко мне уже давно стало обычным повседневным делом. Даже угрюмое и довольно вежливое выражение лица мужчин, которые я не смог не заметить при моем первом приближении, не пробудило в моей голове ни тени подозрений в их возможной опасности. Хотя самого появления их в этом месте, было бы достаточно, чтобы заставить задуматься о возможных неприятностях. После трезвого запоздалого размышления я полностью убедился в том, что передо мной самые настоящие разбойники, по которым тюрьма плачет. Пока я ем свой хлеб и воду, один из этих достойных людей прогуливается с напускной небрежностью позади меня и хватает мой револьвер, приклад которого он видит высунутым из кобуры. Хотя я не ожидал этого движения, путешествие в одиночестве среди странных людей заставляет человека почти автоматически проявлять способность к самосохранению, и моя рука достигает револьвера раньше его. Вскочив, я оборачиваюсь и сталкиваюсь с ним и его компаньоном, который стоит в дверях.На их лицах явно изображены намерения этих персонажей, и на мгновение я почти испытываю желание выстрелить из револьвера.
Испугались ли они этого или у них появились срочные дела какой-то другой природы, я уже никогда не узнаю, но они оба исчезли в дверях. И, учитывая мою неуверенность в их дальнейших намерениях, я посчитал целесообразным побыстрее отсюда уехать по направлению к побережью.
Когда я выхожу за пределы пустоши, примыкающих к этой деревне, я встречаю еще двух пастухов, пасущих маленькое стадо. Они поят своих овец; и когда я иду к источнику, якобы, чтобы набрать воды, но на самом деле, чтобы взглянуть на них, они оба крадутся при моем приближении, как преступники, избегающие того, в ком они подозревают детектива. Учитывая всё в целом, я рад тому, что по этим местам мне повезло пройти среди бела дня. При лунном свете со мной могли бы произойти гораздо более интересные события, чем описанные выше.
Через час я был рад увидеть справа Мраморном море, а еще через час я резвился в теплом прозрачном прибое, роскошь, которая не была мне доступна с момента отъезда из Дьеппа, и которая трижды желанна на этой земле, где обычные омовения в механах состоят в том, чтобы выливать воду на руки из жестяной чашки.
Пляж состоит из песка и крошечных ракушек, теплые волны прибоя чисты как кристалл, и мое первое погружение в Мраморное море после двухмесячного велосипедного тура по континенту - самая приятная ванна, которую я когда-либо принимал.
Несмотря на это, не могу не обращать внимания на некоторых пастухов, сидящих на удобном холме, которые выглядят так, словно наполовину склонны спуститься и осмотреть мою одежду. Одежда, конечно же, с револьвером и всеми деньгами, которые у меня есть, почти так же близко к ним, как и ко мне, и каждый раз, после того как я нырнул под воду, моя первая забота - осторожно взглянуть в их сторону. «Проклят разум, который питают подозрения», - сказал кто-то. Но это справедливо для обстоятельств, которые ни у кого не вызывают подозрений. А эти пастухи на берегу Мраморного моря друг с другом заодно. И, если заметил недобрый взгляд одного из них, то и встретить косой взгляд другого вполне естественно.
Через волнистые утесы и вдоль песчаного пляжа моя дорога теперь ведет через симпатичный маленький морской порт Циливрия к Константинополю, пересекая самую прекрасную полосу страны, где волнующиеся пшеничные поля обнимают пляж и кокетничают с волнами, и склоны зеленые, и красивые виноградники, и фиговые сады, а за пределами мерцающей глади моря, мне кажется, я могу проследить на южном горизонте неровности холмов Малой Азии.
Греческие рыбацкие лодки курсируют туда-сюда. Один благородный парусник, на всех парусах, медленно прокладывает свой путь, возможно, к Дарданеллам, крейсеры из Черного моря и дым пароходов заметны на расстоянии. Процветающие греческие рыбацкие деревни и виноградники занимают эту прекрасную полосу побережья, вдоль которой греки, похоже, полны решимости сделать Крест гораздо более заметным, чем Полумесяц, поднимая его на каждом общественном здании, находящемся под их контролем, а иногда и на частных. Жители этих греческих деревень кажутся одержимыми солнечным нравом, а открытые лица женщин резко контрастирует с поведением представительниц прекрасного пола в Турции. Эти гречанки болтают за мной из окон, когда я проезжаю мимо, и если я на минутку останавливаюсь на улице, они собираются десятками, приятно улыбаясь и задают мне вопросы, которые, конечно, я не могу понять. Некоторые из них довольно красивы, и почти у всех прекрасные белые зубы, и у меня есть возможности это наблюдать, так как они весьма улыбчивы.
В прошлом было много искусственных магистралей, ведущих из Константинополя в этом направлении. Дорожное полотно из огромных камней, таких, как некоторые улицы восточных городов, сделалось непроходимым,
