и навыкам. Он был первым охотником на лося, познакомил людей с огнем, создал полезные растения и животных, обязал птиц прилетать летом на север. По велению отца (хозяина Верхнего мира) он добывает в Нижнем мире Солнце и Луну (Мифы, предания, сказки…, 1990. С. 19, 294).

Кетский культурный герой Дох — основоположник обычного родового права, учредитель главных канонов народной нравственности и житейской мудрости. Кетские шаманы прежде вставляли в свои камлания речитативное изложение тех или иных установленных Дохом жизненных правил, заканчивая каждое поучение обязательными словами: «Так Дох говорил» (Анучин В. И., 1914; Новик С. Е., 1984. С. 265).

Нанайский культурный герой Хадо дал людям первых шаманов, открыл дорогу в буни (мир мертвых), обеспечив тем самым «правильную» циркуляцию душ, т. е. положил начало цикличному жизненному круговороту и таким образом обусловил постоянную возобновляемость жизни на Земле. Главным подвигом Хадо было избавление людей от смертельной космической жары. «Тогда было три солнца, — повествует миф, — рыба умирала, и людям стало невозможно жить. Он (Хадо. — М. К.) пошел к восходу солнца, дошел, сделал тууру — травяной дом. Когда солнце взошло, дом загорелся, он стрелять не мог. Опять домой пошел. Опять к восходу солнца пошел, дошел, деревянный тууру сделал. Солнце взошло — опять пожар. Опять вернулся, снова туда пошел, каменный тууру сделал. Солнце взошло, он два солнца убил… После этого хорошо жить стало, народ хорошо родиться стал» (Штернберг Л. Я., 1933 С 448, 493). Любопытно, что нанайские «большие» шаманы, приступая к провожанию душ, вначале обязательно рассказывали легенду о Хадо, расстрелявшем два солнца из трех.

Якутский культурный герой Эллэй, в отличие от вышеохарактеризованных, почти совершенно лишен сакральной окраски. Он не шаман, а обычный человек, скромный, трудолюбивый. Труд его — всегда созидательный, творческий, приносящий пользу людям. Согласно легендам и преданиям, Эллэй придумал плавильный горн, изобрел меха для раздувания и поддержки огня, кузнечные инструменты, гончарство; завел загоны для скота, хлев для жеребят, ввел в практику дымокур, к которому приманил, а затем приручил диких лошадей. Он первым изготовил чороны и другую молочную посуду, учредил весенний праздник кумыса — ысыэх (Ксенофонтов Г. В., 1977).

Говоря об общей направленности эволюции образа культурного героя, Е. М. Мелетинский намечает две основные этапные (?) тенденции в трансформации его функциональной специфики: «В древних версиях мифов, отражающих специфику присваивающего хозяйства, культурный герой добывает готовые блага культуры, а порой и элементы природы путем простой находки или похищения у первоначального хранителя (у старухи-прародительницы, у хозяйки царства мертвых, у небесных богов, у духов-хозяев). Типичный пример — похищение огня: тотемными предками у австралийцев, полинезийским Мауи, индейским Вороном, древнегреческим Прометеем и др.

Параллельно или стадиально позднее возникают мифы об изготовлении природных объектов культурным героем-демиургом с помощью гончарных, кузнечных и других орудий… На заре эпохи металла культурный герой выступает в облике чудесного кузнеца» (Мелетинский Е. М., 1992. С. 25).

Чертами культурного героя (как правило, задним числом) наделялись и особо выдающиеся вожди (например, Чингисхан, чтившийся тюрко-монгольскими народами как основатель государственности, учредитель законов, усмиритель соседних народов, завоеватель Мира, носитель славы и величия тюрко-монгольских этносов), и многие верхние духи. Им приписываются деяния, направленные на улучшение жизни людей, на устройство и упорядочение Мира. Так, призывая на помощь во время камлания божественного Соо-кана, телеутский шаман обращается к нему со следующими словами:

Ты…

Там, где не должна была взойти Луна,

Заставил ее взойти,

Живущему под месяцем народу

Мудрость дал,

Там, где не должно было взойти Солнце,

Заставил взойти…

Божественным статусом обладает и мансийский Мир-суснэ-хум. Он — младший сын хозяина Верхнего мира Нуми-Торума и богини-жизнедательницы Калтащ (по другой мифологической версии, «незаконный» сын Калтащ, плод ее «греховной» связи с властителем Преисподней Куль-Одыром). Мир-суснэ-хуму доверено свыше следить за соблюдением земными жителями установленного богами миропорядка. Роль культурного героя он исполняет побочно, скорее на «любительском», чем на «профессиональном» уровне, корректируя и совершенствуя время от времени по своему усмотрению условия существования людей на Земле.

Таким образом, в процессе перехода от первобытности к раннеклассовым отношениям культурные герои в своем развитии все более разделяются на две главные разновидности — на «земных» (народных), вроде якутского Эллэя, и на «высших» (предназначенных, сакральных), вроде монгольского Чингисхана. Последние («высшие») нередко эволюционируют в духов небесного ранга, причем отдельные из них начинают приобретать явно выраженные мессианские черты. Относительно возможности генетической преемственности между культурным героем и богоравными небесными лицами, в том числе мессией, спасителем, высказывались К. Брейзиг, П. Радин и др. (Breysig К., 1905; Radin Р., 1956).

Одно время была весьма популярна точка зрения, декларирующая генетическую связь образа Спасителя с образом трикстера, однако она практически никак не обосновывалась. Я коснусь этого вопроса ниже в связи с анализом проблемы трикстера.

* * *

Кроме культурного героя, в фольклоре разных народов фигурирует персонаж, пародирующий и профанирующий установленный богами миропорядок, попирающий устоявшиеся нормы жизни. Он выступает как в архаичном зооморфном облике (Ворон у северо-восточных палеоазиатов; Койот, Норка у некоторых групп североамериканских индейцев; Лиса у многих народов мира и др.), так и в антропоморфном виде (Эква-Пырищ у манси, Ими-Хиты у хантов, Дяйку у нганасан, Диа у энцев, Иомпу у ненцев, Ича у селькупов, Оёлоко у долган и северных эвенков, Дебегей у юкагиров и т. д.), хотя возможен и синкретический антропозооморфизм.

В науке за подобной личностью закрепился термин «трикстер» (англ, «плут») — не вполне, на мой взгляд, соответствующий характеру понятия, но, тем не менее, прочно вошедший в научный обиход.

Касаясь вопроса о социальной и мировоззренческой оправданности этого во многом загадочного фольклорного образа, Е. М. Мелетин-ский приходит к заключению, что сказания о трикстере указывают на поиск людьми некой «легальной отдушины, известного противоядия мелочной регламентированности в родовом обществе, шаманскому спиритуализму и др.» (Мелетинский Е. М., 1972. С. 179). В реальной жизни поиск этой отдушины проявляется «в элементах самопародии и распущенности, имевших место в австралийских культовых ритуалах, римских сатурналиях, средневековой масленичной обрядности, празднике дураков и др.» (Мелетинский Е. М., 1992. С. 27).

Тезис о «легальной отдушине» как условии выплеска накапливающейся внутри человеческого коллектива теснящей душу энергии недавно развил И. Н. Гемуев, главным образом на примере Медвежьего праздника у обских угров: «На всем протяжении существования, — рассуждает названный автор, — человек был обречен на необходимость создания норм и следования им, без чего невозможно функционирование социума. В то же время, чтобы не сойти с ума, чтобы не возникла ситуация короткого замыкания, оказалось необходимым создавать иллюзорные возможности ненорматизированного поведения… Спорадичность (а на